Сестра печали и другие жизненные истории - Вадим Сергеевич Шефнер

детские вещи, брошенные при бегстве куклы, переднички и т. д. Я на трофеи не льстился. Но все же захватил бумаги и конвертов в магазине. И еще пудры. А потом я долго бродил по этому городу. Пламя как-то спокойно, деловито ворочалось в этажах, вылезало из окон с шестиэтажной высоты. Был в порту – он, как говорят, почти не поврежден. Над городом летали немецкие самолеты, кое-где бросали. В покинутых домах было тихо. Странно и интересно было бродить по этим улицам, заходить в дома… Еще из трофеев мы взяли пива и поели меду. Странный у финнов хлеб – сухой и плоский.

Всех впечатлений не опишешь, не стоит и разбираться.

Из Выборга выехали днем. По дороге проехали две железнодорожные станции, где платформы были сплошь завалены всякой домашней утварью. И всюду масса сельскохозяйственных машин. Не успели вывезти финны. Видали хутор, возле него убитый финн – лежит в шляпе и с папиросой в зубах. Рядом разбитый пулемет и ленты валяются. А в стороне – зарезанные (чтобы нам не достались) куры. А домов финны при отступлении в эту войну не жгут. Не успевали, что ли? Или надеются вернуться. Очень много новых домов, построенных, судя по светлым бревнам, в прошлом году. Есть и недостроенные дома, и немало.

Когда вернулся из Выборга в Вуотто, то «ЗП» там уже не было. Переехало в какое-то финское местечко дальше. День провели в Вуотто, занимались тем, что стреляли по бутылкам из трофейной винтовки. Я, оказывается, неплохо бью. Потом поехали в это финское местечко, а «3П» оттуда уже уехало. Приехали в X., где и посейчас находимся. Живем в кирпичном доме – здесь была школа. Спим на стульях, пишем и едим на партах. Здание новое, еще не совсем достроено. В лесах. Стекла выбиты при обстреле. Рядом озеро. Там лодки. Впервые за войну катался на лодке. Чудесно…

На передовой бываю почти ежедневно, а то и ночую там. Всего насмотрелся. Трупы – людские и конские, – воронки, надолбы, дзоты и т. д. Все это уже не ново. Несколько раз попадал под довольно сильный артогонь, но пока жив и здоров. Привык к грохоту. Еще не привык к военным дорогам. Меня восхищают военные дороги – со всем их движением, разнобоем, многообразием. Нет зрелища более величественного, чем дороги наступления…

От Кати получаю письма. Еще в Черной Речке написал ей одно серьезное письмо. И несколько резкое. А потом писал ей много. Вчера получил ее письмо с нарочным. Она прислала мне пачку замечательных сигарет, пачку лезвий для безопасной бритвы и спичек. И милое, милое письмо. Катю я помню везде и всюду.

28.06.44. Письмо от Катюши. И в нем – пара сигарет и лезвие. Милая Катя! Сегодня ездил в N-скую часть, к артиллеристам. Без всяких происшествий. В лесу видал труп зайчонка – умер от стрельбы. Еще бы, заяц не человек. Такой грохот. Леса, озера, валуны. Озера, озера, озера. Все это, если отбросить войну – красиво. Очень благородная, сдержанная красота природы… Наши войска пока на месте. А там, в Белоруссии, – продвижение все время. Сегодня приказ о взятии Могилева. Вчера взяли Оршу… Написал письмо Катюше. Стихов не пишу. Устал как черт.

28.06.44. К ночи. Письмо – второе за этот день от Катюши. Это письмо плутало – нет литера. Очень серьезное, очень хорошее, очень милое письмо. Как хорошо, что на свете есть Катя. Где-то там, в далеком теперь Ленинграде, есть милая Катя.

29.06.44. Нашими войсками взяты города Петрозаводск и Бобруйск… За 26-е в «Смене» напечатано мое стихотворение… Открыл купальный сезон. Купался и загорал на пруду. И на лодке катался. Имел глупость оставить на берегу сапоги. Их украли. Положение критическое. Дал добрый человек из команды рваные мне, но это не выход – отдавать надо… Чудесный теплый день. Вот оно, лето! <…> Переехал на чердак. Там тихо и чудесно. Поставил парту у люка над крышей и над самой головой – небо. Перетащил из зала стулья и устроил кровать. Но недолго придется здесь быть… В редакции завелась собака – прибилась финская. Тощий белый пес с острой мордой…

30.06.44. Из Хейнеок переехали в финскую деревушку N, где и развернулись… Потом я пошел бродить по домам. Никак не могу привыкнуть к этим покинутым финским деревням и хуторам. Безмолвие. Сады, огороды, дома, изгороди, сараи и баньки, сельскохозяйственные орудия – и ни души. Упрямый народ. Все ушли. А скот увели, и частью – перерезали. Видел двух кошек – одну, черную, на чердаке, а другую, серую, – в сарае. Обе совсем одичали. Не подходят и фырчат…

На всех тяжелых вещах – столах, шкафах, сеялках – финнами повешены бирки с адресом и именем владельца. Очевидно, они собирались вывезти эти вещи, но бегство было слишком поспешным – не успели… Ел лук – зеленый лук, прямо с грядки. Вкусно. Вдали бьет артиллерия. Сама «ЗП» расположилась в школе – небольшое деревянное здание на два класса. Но оборудование хорошее. Хорошие парты, доски. Везет нам на школы…

Прекрасное утро. Дежурство мое продолжается. Только что прибыл Коростышевский и сообщил, что мы, вероятно, вернемся опять на предыдущее место. Там – события. Ну, что ж – ехать так ехать. А утро сейчас чудесное. Солнце всходит, легкий туман висит еще над полями. А костер наш все еще горит – я всю ночь в него дрова кидал. Печем сейчас в нем трофейную картошку. А птицы поют уже вовсю.

1.07.44. 22:30. Еще не уехали. Дежурил до 8, а потом пошел спать, но заснуть не смог: клопы и комары. Странно, в этом чистеньком финском домике множество клопов. Так и не спал. А потом чуть было не поехал в Ленинград в фургоне, но поездка сорвалась. Потом пошел с Чапом в лес. Там чудесно. Медвяный запах, тишина, солнце светит сквозь ветви сосен. Лежали на траве и глядели в небо, и так хотелось, чтобы Катюша здесь была, рядом. Опять взгрустнулось по ней. Полчаса глядел на ее фото – глаз не мог отвести. А в лесу тихо, только ветки чуть-чуть шумят. <…> Здесь недалеко есть хутор, все строения которого покрашены в красный цвет. И во дворе хутора – кусты белых роз. Больше всех роз люблю белые. Нарвал букет. А кому его поднести? – Катюша-то далеко. Так и увянут. Милая, милая Катя. Как я по ней скучаю!.. В «ЗП» напечатано мое стихотворение «Наводчик Мурашев».

3.07.44. Вечер. Приехали туда, где жили уже.