Семейная драма XVIII столетия. Дело Александры Воейковой - Александр Борисович Каменский

решении их сего дела которым либо из генералов-губернаторов, благоволите указать, куда оное представить, ибо я по вышеписанным мною притчинам, как в московских, так и во 2-м Правительствующаго Сената департаментах не могу иметь онаго. А при том, дабы Правительствующий Сенат, поступя к разсмотрению по иску моему, писанному к господину Гудовичу, не мог тем притеснить и отдалить меня от производства моего дела, указать истребовать от него, господина Гудовича, означенное письмо на разсмотрение ВАШЕГО ВЕЛИЧЕСТВА или повелеть представить туда, где мне во всех причиненных мне мужем моим и княгинею Несвицкой обидах указано будет быть судимою.

С глубочайшим благоговением дерзаю просить, ВСЕМИЛОСТИВЕЙШАЯ ГОСУДАРЫНЯ, естли возможно, по человеколюбивому ВАШЕГО ВЕЛИЧЕСТВА к злостраждущим милосердию избавить меня волокиты и столь продолжительнаго еще мне страдания, отослать сие дело прямо к казанскому или нижегородскому генералам-губернаторам. Естли ж я сего помилования не удостоюся и благоволение ВАШЕ будет отдать оное в общее Правительствующаго Сената собрание, в сем случае всеподданнейше прошу повелеть оное выслушать без очереди и тем обрадовать в женах несчастнейшую и лишенною волокитою самаго нужнаго пропитания. Просила бы ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО препоручить сие мое дело к разсмотрению и его превосходительства Аркадия Ивановича Терскаго, зная, что он весьма добродетельной человек, но устрашает меня вот какая встреча: прошлаго года на страстной недели случилася мне нужда видеть его превосходительство. Разсудилось же мне переговорить о том, как способнее я могу видеть его, с секретарем Федором Кокуриным, почему я приехала к нему, Кокурину, где сверх чаяния моего нашла ему, Кокурину, другом и живущаго у него в доме гонительницы моей княгини Несвицкой родного племянника сержанта гвардии Данилова[88] и столь же искуснаго, как двоюродной его дядя Василей Петров сын Чагин, притесняющей меня обще с нею, сообщницею мужа моего, ему, Чагину, сестрою, а оному сержанту Данилову родною по матери его теткою. А потому не утаю теперь, как пред богом всевышним, так и пред ВАМИ, МОНАРХИНЕЮ моею, сей неописанной робости своей, чтоб не имела я правильнаго сомнения в нем уже, секретаре Какурине, к неблагодетельству моему. И как он по должности своей блиская весьма персона к Аркадию Ивановичу, то чтоб чем-либо не обнес меня и не преклонил бы его какими интригами к обиде моей, как я уже сим страхом к притеснению невинности моей столько загнана, оскорблена и разобижена несправедливо со всех сторон, что отдаю ВАШЕГО ВЕЛИЧЕСТВА монаршему правосудию, справедливо ли я имею притчину устрашаться всего онаго или нет, наипаче, уведав к тому от самаго его, Кокурина, что та его дружба и знакомство с домом Даниловых, а мне весьма с противною стороною, вышла не очень давно, с прошлаго только года, как состоялися по делу моему сенатские указы и в бытность ВАШЕГО ВЕЛИЧЕСТВА в Москве, когда повелено там же быть и генералу-рекетмейстеру. Хотя ни малейшаго сомнения не имею на персону собственную Аркадия Ивановича, но как, ГОСУДАРЫНЯ, он есть человек, иногда и нечаянно погрешить может противу справедливости и поверить разсеянному слуху с противной мне стороны в клевете на меня и неповинно взведенных для оправдания их на меня пороках, как многия мне противуборствующия, а их покровительствующия проговаривают несправедливо и столь немилостиво судят о сем моем бедственном деле своевольным только толкованием, якобы я беспокойная женщина.

Но кому же, АВГУСТЕЙШАЯ МОНАРХИНЯ, вступиться за сирот моих, когда уже я, родная их мать, имеющая законное по силе ВЫСОЧАЙШАГО апреля от 21-го дня 1787-го года манифеста 23 пункта[89] право производить иск за детей своих, четвертой год не только не могу избавить от гонительницы их княгини Несвицкой, но и достичь в том суда законнаго, то кому уже нужны будут таковыя хлопоты? И так, возможно ль о таком несчастливейшем человеке, сколь горчайше есть мое состояние, и сию прозьбу мою относить мне же к пороку и винности? Лишившейся не только того мужа, котораго до сей поры при всех таковых его поступках к несчастию моему люблю и мучуся, потеряв его, а с ним лишившись всего моего благоденствия, детей, дому, имения и покою, честной репутации, и зделавшись от всего онаго больною и странствуя в сущей бедности; словом сказать, все отнето у меня, что я имела, окроме только жизни моей. И та мне в тягость и со удовольствием бы желала окончить оную и хоть тем облегчить свое страдание, стесняема будучи отовсюду таковыми напастьми, приемлю дерзновение пред ВАШИМ ВЕЛИЧЕСТВОМ, как пред чадолюбивейшею материю и бесподобно во услышании своих подданных, открыть мое желание и мою прозьбу, что, естли не благоугодно будет ВАШЕМУ ВЕЛИЧЕСТВУ прямо отослать дела моего к которому-либо из вышеупомянутых господ генералов-губернаторов, то препоручить или общему собранию, или его сиятельству князю Александру Алексеевичу Вяземскому, которой, как я между протчими сама на себе испытала, неусыпно старается всегда ВЫСОЧАЙШИЯ ВАШИ повеления исполнять во всей их точности, ибо, когда и прежние мои дела по ВЫСОЧАЙШЕМУ ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА повелению 1776-го года препоручены были ему, то, хотя я тогда в таковой же, как ныне, находилась бедности, он ни мало не презрил.

Но всего более, к стопам упадая[90] ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА, осмеливаюся слезно просить, хотя на первой случай и до решения сего дела отдать мне в мое призрение дочерей, как требующих наибольшаго присмотру и родительскаго попечения. Но когда я уже достигла сего высочайшаго для меня счастия, чтоб прибегнуть в гонении моем к престолу МОНАРШЕМУ и зная отличное ВАШЕГО ВЕЛИЧЕСТВА милосердие ко всем подданным без изъятия, а потому вы только теперь по боге всевышнем осталася единое мое спасение, покров и защита, и отрада душе и чести моей и несчастнейшим моим детям, как повергая к стопам ВАШИМ отдаю их монаршей ВАШЕЙ воли. Не вогнушаитеся, премудрая и ВЕЛИКАЯ в свете МОНАРХИНЯ, быть таким сиротам мать и спасительница, удостойте меня, несчастливейшую, правосудием, чтоб я имела место, где бы могла доказать мою правость ту, что я совершенно невинно погибла, а муж мой и сообщница его Несвицкая точно таковыя соделали деянии, как выше сего описано, и дерзаю, упадая к стопам ВАШИМ, всеподданнейше просить – не предайте немошнейшую в руки всех гонений моих. Да пребудет мне считом и обороною от стеснения моего МОНАРШИЯ ВАШЕГО ВЕЛИЧЕСТВА суд и милость с человеколюбием, коих просвещающияся лучи освещают повсядневно ВАШИХ подданных, торжествующих под правосуднейшим престолом царствования ВАШЕГО ВЕЛИЧЕСТВА. Не изключите, добродетельная ГОСУДАРЫНЯ, и меня, страждущую, из числа сего счастия взысканием из таковой погибели и крайности, утопающую в бедах моих, от которых жизнь мою возненавидела. Прозтри с