Семейная драма XVIII столетия. Дело Александры Воейковой - Александр Борисович Каменский

резанскому правящему должность генералу-губернатору Гудовичу. А в 1788-м году маия 29 дня определением по сему ж самому делу зделал третей указ на указ, один з другим в несогласность и законам в противность 1746-го декабря 2, 1762-го годов июля 19 числ[98], то данное мне двумя его указами правосудие отнял и послал указ к резанскому правящему должность генералу-губернатору в таковой силе, чтоб он по тем, прежде посланным к нему из Сената указам больше бы в производство по делу моему не входил и решительного исполнения и законнаго делу сему окончания зделать уже по тем указам не повелел, на что он, Сенат, за силою вышепрописанных указов содержания ни малейшей власти не имеет, сам за собой в разсмотрение решенаго дела своею [волею] входить и указы сенатския изпровергать и определение на определение по одному делу, разнообразныя одно другому в противность издавать без особливаго ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА имянного указа не может, и наистрожайше то запрещено. Ибо сие только ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО власны зделать, а не сам Сенат. Для того и просют на все без изъятия неправыя решении сенатския ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО о разсмотрении, а не Сенату на Сенат о том прозьбы приносют. Определил же он мне по оному делу разбираться в московском совесном суде, зная, что он меня от Москвы уже освободил. А паче в совесной суд меня против желания моего посылать меня не может в противность совеснаго суда должности статьям 387 и 400. Я же никому онаго дела в посредство верить кроме себя не могу, ибо, если посредник в совесном суде и без вины моей признает меня виноватою и печать приложит, то я уже всю правость мою навсегда потеряю. Тем оное прошение мое от меня господин Храповицкий не принел, распечатал оное письмо и увидел, какова существа моя прозьба есть и какая тут в деле моем зделана неправость и мне законопротивное происходило во всех местах утеснение. А потому он, защищая их, велел мне прошение мое переписать, но не велел мне прописывать всех тех обстоятельств, кои следуют к правости моей, а паче вовсе исключить о взятках фаворитами графа Александр Андреевича Безборотки, что я, однакож, зделала и письмо переписала и сколько раз для подачи онаго к нему приезжала, но он не сказывался мне дома, а потом приехала я к нему в четвертом часу ночи, чтоб его увидеть, но ушол от меня на заднее крыльцо и уехал со двора. А потом подавала я оное письмо Сойманову, но он не принел. Возможно ль, казалося бы, при такой добродетельной МОНАРХИНЕ и при таких правосуднейших узаконениях и будучи в таком важном и освященнейшем месте при должности императорскаго кабинета, где надлежит со всяким благоговением соблюдать, подражая милосердию ВАШЕМУ, самую справедливость в делах, а не так презрительно и утесненно с просителями в делах справедливых поступать, чтоб виновных защищать, а правых тем наказывать.

Не хотят сего прошения принять и ВАМ подать для того, что знают бесподобное ВАШЕГО ВЕЛИЧЕСТВА человеколюбие и справедливость, то, чтоб я не удостоилася по ВЫСОЧАЙШЕЙ ВАШЕЙ милости получить законнаго правосудия, где окажется много по разным обстоятельствам виновниками и иныя в том, что неправильно суда мне не дали, как то господин московской полицемейстер Годен, Московское губернское правление. Потому оного Годеня велено уголовным судом изследовать тремя сенатскими указами, но оное не только в два года не иследовано, но и не начето еще совсем сие дело. А равно и господин Гудович такия делал законопротивныя делу моему поступки, что ни к чести, ни к месту его не идут. А иныя окажутся в грабеже мужа моего имения, коварно которыми корыстолюбцами он обманут и ограблен явно, нагло и публично по неистовому его состоянию, как есть он человек тот, которой с самой молодости его лет распутнаго и невоздержнаго жития и пороками своими состоит гласной и ясной всему обществу, находяся в важнейших преступлениях за фальшивой им сочиненной от имени родной матери его чрез подставную бабу и попа векселя в 5000 рублях[99], данного обманом купцу Деклеру, за что приговорен он военным судом к разным штрафам и к смертной казни. По безприкладному ВАШЕГО ВЕЛИЧЕСТВА к ВАШИМ подданным милосердию, а паче ради слез моих, об нем проливших пред престолом ВАШИМ, и ради малолетных детей наших избавлен он от сылки той, куда сослан за тоже дело товарищ его Афросимов вечно в Сибирь. А он разжалован только был из вице-вахмистров Конныя гвардии в армейские салдаты. 2-е. Таковыми же продерзостями и пороками раздражен был им родитель его и за то поданным на него доношением в Военную коллегию объявил[100] его сам недостойнейшим и назвал извергом рода человеческаго, проклял, анафиме предал. И просил он, родитель его, для спасения жизни своей усмирить его и сослать в отдаленнейший сибирский гарнизон, что по законам и определено было ему наказание то. Но я и от того его несчастия нашла случай изпросить со слезами же моими ему помилование и избавление. Делала же я все сие ему спасение сколько, по несчастию моему, при всех его пороках любя его, столько же и по обязанности, имея с ним малолетных детей и не хотя быть ссылашнаго мужа женою, которой отец моим с ним несчастнейшим детям. За то в то время обещался он клятвенно быть благодарным, изправиться в пороках и доставить всякое спокойствие мне и детям нашим. По избавлении же он неусыпными моими стараниями об нем ото всех бед своих и получа по кончине родительское имение себе в полновластие, взяв от службы отставку с чином капитана и скоро очинь потом, яко утопающей в пороках, почитая всегдашним своим упражнением и должности распутное и порочное житие, и так все мои таковыя заслуги и всю свою клятву, и прежния беды, и крайность, и семилетнее тюремное содержание, и чинов лишение забывши, так, как бы с ним никогда того не происходило, и нимало не исправился тем в пороках своих, а паче прежняго обратился на всякое своеволие и развращенности. Начал упиваться, роскошествовать, буянить, в карты проигрываться и прелюбодействовать в борделях и со своими девками и женками, волею и неволею их на то, и с посторонними. И сими пороками разрушает дворянское достоинство, пределы благопристоинства и союс супружества. Однакож все сии его дебожи по крайней мере были сноснея мне тогда, потому что он жил со мной вместе, а не розно, соблюдая сколько-нибудь в наружном виде благопристойность, содержал меня и детей пристойно, деревнями и