Скотленд-Ярд. Самые громкие убийства, которые расследовала полиция Лондона - Саймон Рид

Перемещение в штаб-квартиру полиции на Малберри-стрит проходило с большой помпой: по обеим сторонам улиц теснились зеваки, желавшие хоть одним глазком взглянуть на британского сыщика и убийцу-немца. «До сей поры, казалось, ему было совершенно безразлично происходящее», — отмечал Таннер. Когда оба благополучно прибыли в участок, инспектор предложил принести Мюллеру поесть, однако тот отказался.

— Это мой долг, и я хочу исполнить его по возможности доброжелательно, — настаивал Маннер. — Лучше поешьте что-нибудь.

— Нет, не могу я ничего есть, — ответил Мюллер и зарыдал. Он громко всхлипывал минут двадцать, после чего все же согласился на хлеб с маслом и чашку чая[337].

Из участка полицейские доставили Мюллера в расположенную на Бликер-стрит галерею фотографа Мэтью Брэди (прославившегося своими снимками войны между Севером и Югом, которая тогда, как мы помним, еще продолжалась) — сделать фотографию арестованного для полицейского досье. Получившееся изображение, отмечала The New York Daily Herald, «несомненно, станет весомым прибавлением к коллекции портретов примечательных личностей, имеющихся в полицейской фотогалерее преступников». Потом полисмены сунули Мюллера (обалдевшего от фотовспышки) обратно в полицейский фургон и доставили в суд на Чембер-стрит, где должен был начаться процесс экстрадиции. «Его прибытия беспокойно ожидали множество репортеров и просто любопытных, — писал один корреспондент. — Наружность его всех разочаровала: ожидали, что перед ними предстанет какой-то молодец свирепого обличья, а не этот несчастный, жмущийся от страха человечек, казавшийся скорее мертвым, чем живым, когда его поставили лицом к лицу со свидетелями. Эти свидетели вот-вот выступят на суде, который будет рассматривать выдвинутые против него обвинения»[338].

В ходе процедуры экстрадиции британское правительство представлял Фрэнсис Марбери, американское — специальный представитель (комиссар) Чес Ньютон. Подсудимый сидел за спиной предоставленных ему адвокатов (чьи услуги финансировало лондонское Общество юридической защиты немцев) и не выражал никаких эмоций, пока Таннер, Дэс и Мэтьюз давали показания против него. По словам одного из зрителей, он проявлял «совершеннейшую невозмутимость… словно среди тех, кто находился в этом битком набитом зале суда, происходящее касалось его меньше всех, меньше всех его интересовало»[339].

Британцы подчеркивали значимость улик, свидетельствующих против Мюллера, тогда как его адвокаты всячески поносили Англию за то, что она помогает Конфедерации (это вызвало довольно громкие аплодисменты в зале). Они заявили, что подобное «предательство и грубое нарушение норм цивилизованного поведения… превращает любое соглашение об экстрадиции в бессмысленную бумагу». Впрочем, эти националистические настроения не поколебали убежденность комиссара Ньютона, который 27 августа, в воскресенье, разрешил выдачу Мюллера британской стороне[340]. Однако Таннеру предстояло еще одно дело, прежде чем он смог бы вернуться на родину вместе со своим арестантом. На следующий день он сообщал Мейну в очередном отчете:

Из газет, которые я посылаю этой же почтой, вам станет ясно, что защита арестованного, говоря об Англии, прибегла к сильным выражениям, стяжав рукоплескания зала. Когда нужные документы будут готовы, я отправлюсь в Вашингтон, чтобы получить у президента ордер, разрешающий доставить арестованного домой [в Британию]… Считаю нужным отметить: как ни странно, здесь ощущается явное расположение к арестованному и даже ходят слухи, что будет предпринята попытка устроить ему побег из-под ареста, вырвав его из моих рук[341].

Американская полиция временно поместила Мюллера в Городскую тюрьму (прозванную «Гробницами»), а Таннер отправился в Вашингтон, где президент Авраам Линкольн должен был подписать документы, окончательно разрешающие выдачу арестованного британской стороне. Мюллер провел в камере три дня, занимаясь в основном чтением городских газет. Таннер вернулся в Нью-Йорк 3 сентября, в субботу. Когда уладили все формальности, Мюллера официально передали в распоряжение Таннера. В середине того же дня инспектор и его спутники отплыли из Нью-Йорка на пароходе «Этна»[342].

«На судне и вокруг него так и теснились любопытные, жаждавшие наблюдать отбытие Мюллера, — писал Маннер. — Доставив его на борт, я заявил, что обыкновенно таких арестантов заковывают в кандалы, однако я не хочу предпринимать ничего, что причинило бы ему ненужные страдания». Таннер договорился, чтобы Мюллера содержали под стражей в судовом лазарете — «дабы он находился отдельно от пассажиров, размещающихся в первом, втором и третьем классах». Он взял с Мюллера слово, что тот не станет безобразничать.

— Я все буду делать, как вы пожелаете, — пообещал Мюллер[343].

В пути между ними сложились вполне добросердечные отношения. Мюллер читал принадлежавшие Таннеру книги — «Записки Пиквикского клуба» и «Дэвид Копперфильд»; инспектор дал их арестанту, чтобы тому было легче скоротать время. «За все время плавания он ни разу ни на что не пожаловался, — отмечал Таннер, — и, по-видимому, радовался жизни не меньше прочих присутствующих на борту… На всем протяжении пути узник держался тихо и, казалось, испытывал совершенное безразличие к своему положению»[344].

«Этна» пришвартовалась в ливерпульском порту в ночь на субботу, 17 сентября. «Даже в этом великом порту на берегах реки Мерси редко бывает столь шумное оживление близ доков и пристани, — сообщала The Evening Standard. — Толпы любопытных запрудили все места, откуда можно было наблюдать прибывшую „Этну“, пока ночная тьма не лишила всех возможности разглядеть хоть что-то, кроме черной воды, несшей на себе судно»[345].

Полицейский буксирный катер доставил Таннера и Мюллера на берег. Кэб проложил путь через возбужденную толпу зевак и остановился на пристани. Таннер под локоток провел Мюллера к ожидавшей коляске. Собравшиеся напирали, стремясь получше разглядеть арестанта. В отчаянной попытке увидеть убийцу людская волна едва не перевернула экипаж. Таннер подтолкнул Мюллера, помогая ему залезть в коляску, и крикнул извозчику, чтобы тот поскорее трогался с места. «Казалось, Мюллер совершенно не понимает, ради чего собралось такое скопище народа, — писал один репортер. — Но, когда он уселся на свое место в кэбе, на лице его отразились глубочайшие переживания»[346].

* * *

Мюллер предстал перед Полицейским судом на Боу-стрит в понедельник, 19 сентября. В течение недели он, сидя на скамье подсудимых, безучастно слушал показания против себя. Шляпник Дэниэл Диганс заявил, что шляпа, найденная среди вещей Мюллера, — действительно та самая, которую он, Диганс, некогда сделал для мистера Бриггса. По словам шляпника, при взгляде на этот головной убор стало ясно, что «его урезали на полтора дюйма [по длине окружности тульи] и затем снова сшили, однако не так, как это проделал бы профессиональный шляпный мастер». Диганс сообщил, что всегда указывает имя клиента на подкладке шляпы, и отметил, что в данном случае подкладку спороли. 26 сентября, в понедельник, магистрат распорядился вывести Мюллера на полноценный судебный процесс. Его обвиняли