Скотленд-Ярд. Самые громкие убийства, которые расследовала полиция Лондона - Саймон Рид

Процесс начался в суде Олд-Бейли 27 октября, в четверг, и продолжался два дня. Присяжные удалились на совещание в 14:45 и уже через 15 минут вернулись, чтобы объявить единогласный вердикт: «Виновен». Мюллер, сидя на своей скамье, сохранял безучастный вид на всем протяжении процесса. Он не утратил хладнокровного вида, даже когда судья Мартин (имевший звание Судьи Казначейства), у которого в соответствии с традицией на белом парике лежал черный лоскут, приговорил Мюллера к казни через повешение{46}. Приговоренный спросил, нельзя ли ему обратиться к суду. Судья разрешил.

— Я совершенно доволен и судьями, и присяжными, — заявил Мюллер, — но меня осудили по ложным доказательствам, а не по справедливым показаниям. Если приговор исполнят, я умру невиновным[348].

Он говорил так тихо, что его слова слышали лишь те, кто сидел рядом со скамьей подсудимых. Снаружи, под серым небом, в сгущающихся предвечерних сумерках толпа, собравшаяся вокруг Олд-Бейли, встретила известие о приговоре одобрительным ревом. Приглушенный звук этого ликования долетал до зала суда. Два охранника приблизились к Мюллеру, чтобы препроводить его обратно в камеру. Едва он отошел от скамьи подсудимых, обуревавшие его чувства прорвались наружу, и он «зашелся в рыданиях»[349].

* * *

Франц Мюллер взошел на эшафот 14 ноября, в понедельник, в восемь часов утра — несмотря на все усилия Общества юридической защиты немцев, стремившегося добиться смягчения приговора. Даже направленное королеве Виктории личное послание прусского короля Вильгельма I, просившего оказать осужденному снисхождение, не спасло Мюллера от «печальной участи, на которую его обрек английский закон»[350].

Улицу Олд-Бейли-роуд запрудили 50 000 человек, желавших лицезреть казнь, которая должна была совершиться близ Ньюгейтской тюрьмы. Корреспондент The Times сообщал:

Трудно описать эту толпу. Труднее, пожалуй, лишь одно — забыть ее. До самого Смитфилда тянется это скопище бледных лиц, ряд за рядом, и даже среди строений, окутанных густым туманом раннего утра, линии улиц можно проследить по одному лишь поблескиванию лиц, и все эти люди, от первого до последнего, от ближайшего до отдаленнейшего, шумят, толкаются, кричат друг на друга, пытаясь подобраться к виселице поближе — насколько позволит пышущая жаром людская масса[351].

Взбираясь на эшафот, Мюллер держался спокойно. Рядом с ним находился доктор Луис Каппель, лютеранский священник-немец. Палач поставил Мюллера над люком и связал его по рукам и ногам. И все это время осужденный не проявлял ни малейших признаков страха.

— Через несколько минут, Мюллер, вы предстанете перед Богом, — напомнил Каппель. — Я снова спрашиваю вас, спрашиваю в последний раз: виновны вы или невиновны?

— Я невиновен, — проговорил Мюллер сквозь накинутый на него колпак висельника.

— Вы невиновны? — повторил Каппель.

— Господь всемогущий ведает, что я сделал.

— Господь всемогущий ведает, что вы сделали? — повторил Каппель. — А ведает ли Господь, что вы совершили именно это деяние?

Мюллер ответил по-немецки «Ich habe es gethan», что можно приблизительно перевести так: «Да, я это сделал»[352].

Люк под ногами осужденного распахнулся, и Мюллер не произнес больше ни слова.

* * *

Казнь вызвала некоторые споры в обществе. Содержание разговора между Мюллером и Каппелем и последние слова казнимого мог подтвердить лишь сам Каппель, который сразу же после казни поспешил предоставить газетчикам все подробности. Тело Мюллера еще болталось в петле, а тюремные чиновники уже освобождали его камеру, не преминув порыться в его бумагах: они ожидали найти письменное признание. Но ничего подобного не нашли. Так что вопросы никуда не делись.

«Он не производил впечатления человека с недобрым сердцем, — писала на другой день The Times о Мюллере, выражая некоторое сомнение в его виновности. — Прежде он ни разу не был осужден ни за какое преступление и по натуре был не хуже большинства других молодых людей, живущих в таких же обстоятельствах… Поведение его вплоть до поимки не указывало на ум, отягощенный столь страшной тайной. На протяжении всего заключения, как до процесса, так и после него, он, похоже, вел себя образцово»[353].

Но все это уже не имело значения. Большинство сходилось во мнении, что правосудие восторжествовало.

Благодаря делу об убийстве Бриггса неутомимый Скотленд-Ярд заслужил горячее одобрение Соединенных Штатов и заложил основу своей международной репутации. The New York Times превозносила «ревностные усилия, предпринятые лондонской полицией… для того, чтобы разыскать и схватить преступника». Таннера нахваливали за его впечатляющую расследовательскую работу. Казалось, его карьера идет в гору. Никто не знал, что он успеет распутать лишь еще одно громкое дело, прежде чем болезнь трагически оборвет его жизнь — слишком рано[354].

7. Смерть в Даддлуике

Анализ пятен крови. Последнее дело Таннера

Во время завтрака один стул за столом пустовал — первый признак чего-то нехорошего. Но Джон Мередит лишь к ужину решил, что не помешало бы поискать племянника, который явно куда-то запропастился. Было 14 января 1866 года, воскресенье. Мередит, хозяин местной мельницы, жил в деревне Даддлуик (графство Шропшир), среди плавно изгибающихся улочек, соломенных крыш и негромкого плеска реки Рей. Эти буколические края (деревня располагалась посреди «сплошных сельских угодий», в регионе с «низкой плотностью немногочисленного населения») как-то не вязались с картиной насильственной смерти[355].

Племянник Мередита 18-летний сирота Эдвард Эдвардс жил у него уже 12 лет. Каждое воскресенье перед завтраком Эдвард заходил на мельницу за бухгалтерскими книгами, чтобы затем, вернувшись домой, подвести для дяди баланс. В то утро он вышел из дядюшкиного дома в восемь часов — и не вернулся. Отсутствие юноши вначале не встревожило мельника. Лишь под вечер он неохотно отправился искать племянника. В холодных январских сумерках добрался до мельницы, которую отделяли от его дома около 500 ярдов. Ключ висел на своем обычном месте — на крючке над дверью.

— Я отпер дверь мельницы, — рассказывал позже Мередит, — и заметил пятна крови на полу и на черпаке для муки. Сначала подумал, что парень прибил тут крысу. Но потом прошел подальше и увидел на полу еще кровь[356].

Кроме того, Мередит заметил, что здесь же валяется окровавленная шапка Эдварда. Опасаясь действовать дальше в одиночку, он побежал за подмогой на ферму Уильяма Доррелла, находившуюся неподалеку, и вскоре вернулся на мельницу — уже с Дорреллом. Войдя внутрь, они подошли к отверстию в полу, через которое мешки с мукой обычно сбрасывали на нижний этаж. Остановившись у верхней ступеньки лестницы, Мередит стал смотреть вниз, пытаясь что-нибудь разглядеть в полумраке.

— Там внизу натекло столько крови, — наконец заключил он. — Наверняка