Скотленд-Ярд. Самые громкие убийства, которые расследовала полиция Лондона - Саймон Рид

британский арсенал в замке Честер (графство Чешир). Вскоре после убийства сержанта Бретта под фальшивым именем пробрался в Лондон. Один из информаторов Скотленд-Ярда предупредил детектива-инспектора Джеймса Джейкоба Томсона, что Бёрк объявился в столице[390].

Томсон выделялся на фоне коллег по «Ярду»: он в совершенстве владел французским, итальянским и греческим в те времена, когда большинство констеблей с трудом могли читать даже на родном английском. В 1856 году Томсон некоторое время служил в качестве лондонского полисмена, потом несколько лет патрулировал сельские участки Гэмпшира и Девоншира, прежде чем в 1862 году влиться в ряды Сыскного отдела Скотленд-Ярда. Вскоре Томсон прославился благодаря нескольким расследованиям, попавшим на первые полосы газет. Самым свежим его подвигом стало раскрытие «Великого ограбления конторы гербовых сборов»: он сумел выследить шайку воров (в том числе некоего одноногого субъекта по кличке Дик — Деревянная нога), похитивших из манчестерской Государственной конторы гербовых сборов множество марок на общую сумму около 10 000 фунтов[391].

В ночь на субботу, 21 ноября, Томсон вместе с констеблем выследили Бёрка и его пособника и пошли за ними. На Уоберн-сквер в Блумсбери инспектор подобрался к Бёрку сзади и легонько стукнул его по плечу.

— Хочу с вами потолковать, — произнес Томсон. — Я инспектор Томсон из сыскной полиции, у меня ордер на арест Рикарда Бёрка по обвинению в серьезном преступлении. Мне известно, что вы и есть Рикард Бёрк, а потому я обязан взять вас под стражу. Вы должны считать себя моим узником и проследовать вместе со мной в ближайший полицейский участок.

Бёрк разыграл полнейшее неведение.

— Не понимаю, о чем это вы, — заявил он. — Зовут меня Джордж Берри, я студент-медик, только что приехал из Гамбурга.

— Неважно, Берри вы или Бёрк, все равно вы должны пройти со мной, — возразил Томсон. — Если окажется, что я ошибся, готов понести за это ответственность.

Когда Бёрк все же отказался пройти с ними, Томсон и констебль схватили его под руки и потащили через площадь. Сообщник Бёрка по фамилии Кейси бросился на сыщика. «[Он] нанес мне несколько ударов, — рассказывал позже Томсон. — Ударил меня в грудь».

Бёрк сумел вывернуться. Томсон полез в карман пальто и вытащил револьвер.

— Богом клянусь, Бёрк, — проворчал он, — попробуешь сбежать — пристрелю.

— Не совершайте отчаянных поступков, — призвал Бёрк, сохраняя спокойный вид.

Кейси, увидев в руке инспектора огнестрельное оружие, сразу присмирел.

— Это ошибка, — объявил он во всеуслышание. — Незаконный арест. Не позволяйте, чтобы джентльмена эдак схватили.

К тому времени вокруг собралась толпа, однако никто не спешил откликнуться на мольбы Бёрка помочь ему. Томсон с констеблем арестовали его по обвинению в тяжком уголовном преступлении, а Кейси — за противодействие правосудию. Обоих отволокли в местный полицейский участок. Там информатор Томсона (который сам некогда состоял в Ирландском республиканском братстве, но перестал сочувствовать движению, часто прибегавшему к насилию) подтвердил личность Бёрка[392].

Три дня спустя, 23 ноября, магистрат Полицейского суда на Боу-стрит распорядился перевести Бёрка и Кейси в Кларкенуэллскую тюрьму предварительного заключения (в Центральном Лондоне). Там им предстояло ожидать полноценного судебного процесса. Почти сразу же собратья Бёрка принялись обдумывать, как бы устроить ему побег. 11 декабря, в среду, около полудня в Скотленд-Ярд пришло письмо Дэниела Райана, суперинтенданта Дублинской городской полиции:

Должен сообщить, что ко мне только что поступили (из заслуживающего доверия источника) сведения о замышляемом побеге Рикарда Бёрка из Лондонской тюрьмы. План состоит в том, чтобы между тремя и четырьмя часами дня взорвать стену прогулочного двора при помощи порохового заряда; сигналом к началу операции должен стать белый мяч, брошенный вверх, когда узник будет прогуливаться во дворе[393].

Комиссар Мейн приказал Томсону известить об этом главного надзирателя тюрьмы. «Я вполне справляюсь с тем, чтобы охранять внутреннюю часть моей тюрьмы, — заявил надзиратель детективу. И не без ханжества добавил: — Я был бы рад, если бы комиссар предоставлял окрестностям тюрьмы ту же защиту, какую предоставляет обычным домам обывателей»[394].

Высокомерную отповедь надзирателя Томсон передал Мейну. Комиссар распорядился усилить полицейское присутствие в районе тюрьмы, учредив там «удвоенное патрулирование силами двух полицейских констеблей с приданными им тремя полицейскими констеблями… одетыми в штатское». Еще восемь полисменов (из них трое в штатском) должны были «нести дежурство вокруг тюремных стен»[395].

Впрочем, оставался один важнейший вопрос: в какой, собственно, день мятежники попробуют освободить своего собрата?

13 декабря, в пятницу, около четырех часов дня 50-ярдовый участок северной стены узилища (толщиной 14 дюймов), проходившей вдоль улицы Корпорейшен-лейн, взлетел на воздух гигантским огненным шаром. Грохот пронесся по всему городу. Взрывом разметало обугленную кладку (некоторые обломки отлетели на 80 футов); взрывная волна разбила окна в радиусе полумили и даже снесла находившуюся рядом «кучку жилищ бедняков, числом от дюжины до пятнадцати» — такова была чудовищная мощность заложенного заряда[396].

У очевидцев звенело в ушах, когда они смотрели на дымящиеся развалины. Один из них вспоминал: «Раненых и искалеченных вытаскивали наружу, матери несли на руках детей, истекавших кровью; все были в пыли, в грязи, в крови. Окрестные аптеки были полны пострадавшими от этого ужасного события; несчастные принадлежали ко всем сословиям, тут были даже полисмены, обходившие свой участок»[397].

Крики и рыдания раненых и умирающих доносились из искореженных и дымящихся многоквартирных домов, когда-то выстроенных здесь в один ряд. Полицейские и сотрудники пожарной бригады пытались добраться до места, но им приходилось маневрировать среди обломков и искалеченных тел, повсюду валявшихся на улице. Тучи клубящейся пыли застилали все вокруг. Reynolds’s Newspaper сообщала: «Многие видели, как побледневшие матери, воздев руки, мечутся в толпе, расспрашивая, не видел ли кто-нибудь их маленьких детей, которые либо лежали теперь среди развалин, либо перед самой катастрофой играли где-то рядом, на улице или во дворе»[398].

Незадолго до взрыва свидетели заметили, как к тюремной стене приближаются двое мужчин и женщина, которые везли тачку с большой бочкой. Мужчины выгрузили бочку и установили у стены — действия, «не породившие у посторонних никаких подозрений касательно ее содержимого».

С наступлением темноты все подступы к тюрьме стали охранять многочисленные констебли в форме, вооруженные саблями: вокруг места происшествия столпились тысячи зевак. К тому времени, когда улеглась пыль, подсчитали число пострадавших: 12 человек погибли и более ста получили ранения. И это — в районе, где проживали в основном лондонцы, принадлежавшие к рабочему классу и «сочувствовавшие ирландскому делу». Газеты по обе стороны Атлантики гневно осуждали нападение. The New York Times сокрушалась о страданиях «женщин и детей, разорванных на