Юрий Бондарев - Вячеслав Вячеславович Огрызко

и ревизионистами. Даже Твардовский по этому поводу негодовал. «Они (имелась в виду редакция „Литгазеты“. – В. О.), – заявил он ещё в конце 1958 года молодому критику Владимиру Лакшину, – стали нахальны. Не пропускают ни одного номера, чтобы нас не облаять. И какие все люди? Этот Друзин (первый зам Кочетова в „ЛГ“. – В. О.) и другие, знаете ли вы их? Это же совершенно беспомощные в теории, тёмные люди. Они ничего не читают, хватаются за книгу лишь тогда, когда пахнет „мокрым делом“» (Лакшин В. «Новый мир» во времена Хрущёва. М., 1991. С. 30).

Как происходила смена караула, позже рассказал критик Владимир Бушин (он в 1957–1958 годах входил в команду Всеволода Кочетова и Валерия Друзина). «Но потом, – вспоминал Бушин, – пришёл Сергей Смирнов… Он тотчас по приходе ‹в „Литгазету“› наслал чуму на ‹Михаила › Алексеева и на меня (Алексеев тогда был редактором раздела литературы, а Бушин его заместителем. – В. О). Пришлось сломя голову бежать: Алексеев – в „Огонёк“, я – в газету „Литература и жизнь“. На наши места Смирнов пригласил Юрия Бондарева и Феликса Кузнецова» («Московский литератор». 2005. № 9).

Но тут надо многое уточнить. Во-первых, сбежали не только Алексеев и Бушин. Вслед за Кочетовым редакцию покинул его первый зам Валерий Друзин и ответсекретарь Пётр Карелин (один перешёл на преподавательскую работу в Литинститут, а другой – в газету «Известия»). И второе: кто всё-таки пригласил в «Литературку» Бондарева? Сам писатель в письме своему товарищу Константину Воробьёву (он впоследствии прославился повестями «Крик» и «Убиты под Москвой») 28 июня 1959 года сообщил: «…я, ярый противник всяких должностей в газетах и журналах, пошёл на должность. Пошёл, скрепя сердце, мучаясь; но не мог отказать С. С. Смирнову, который пригласил меня: глубоко его уважаю за огромный гражданский подвиг – ты, очевидно, читал его „Брестскую крепость“» (РГАЛИ. Ф. 3146. Оп. 1. Д. 116. Л. 1). Но всю ли правду он написал Воробьёву?

Позже выяснилось: инициатива назначения Бондарева редактором раздела литературы «ЛГ» исходила всё-таки не от Смирнова. Вспомним, что творилось в писательском сообществе в конце 1958 – начале 1959 года. Конфронтация охранителей с либералами вышла на новый виток. И тех и других очень не устраивал первый секретарь Союза писателей Алексей Сурков, который, симпатизируя либералам, однако, не хотел рвать и с консерваторами. Намеченный на весну 1959 года третий писательский съезд грозился стать побоищем. Каждая группировка намерена была провести в руководство творческого союза своего человека. А власть от всех этих распрей уже устала. Кремль был заинтересован в консолидации всех художников. Именно поэтому он первым делом взялся за «Литгазету», которая при Кочетове привечала только одних охранителей, а всех остальных отвергала.

Но в аппарате ЦК КПСС понимали, что в одиночку Смирнов сменить курс газеты вряд ли бы смог. Неслучайно идеологические отделы ЦК все первые месяцы 1959 года вели консультации в самых разных кругах на темы, кто бы мог на писательском съезде заменить Суркова и кем имеет смысл укрепить «Литературку». На совещаниях у завотделом культуры ЦК Дмитрия Поликарпова назывались имена сотрудника «Правды» Михаила Кузнецова (не путать с Феликсом Кузнецовым), редактора журнала «Вопросы литературы» Виталия Озерова, поэта Степана Щипачёва, других близких к литературе функционеров. Но большинство кадровых решений принималось в более высоких кабинетах. Очень много значили мнения секретарей ЦК Екатерины Фурцевой и Петра Поспелова.

Я не думаю, что Поликарпов и тем более Фурцева имели какое-то представление о деловых качествах и писательском таланте Бондарева. Скорей всего, они даже не читали его вышедшие ранее повести «Юность командиров» и «Батальоны просят огня», а, видимо, только что-то слышали о них. А предложили им эту фигуру, надо полагать, два Константина: Паустовский и Федин. Точнее, идею подал Паустовский, и понятно почему: старый мастер возлагал на своего ученика очень большие надежды. Кстати, Паустовский ещё в 1956 году вдрызг разругался с Кочетовым и «Литгазетой». Теперь у него появилась возможность взять реванш, и тут он, видимо, нашёл полное понимание у Федина. А Федин в тот момент обсуждался в ЦК как возможный преемник Суркова в Союзе писателей СССР. Известно, что Поликарпов и Фурцева нередко прислушивались к его мнению.

Важно и то, что Фурцева, как и другие секретари ЦК, хотела от нового руководства «Литературки», чтобы с газетой возобновили сотрудничество все крупные мастера, которые до этого не хотели иметь никаких дел с Кочетовым. Она не раз подчёркивала, что ждёт возвращения на газетные страницы Твардовского, Эренбурга, того же Паустовского. А кто бы это смог осуществить? Разве не любимый ученик Паустовского – Бондарев?

И не беда, что у Бондарева отсутствовал опыт работы в литературной печати. Хотя почему отсутствовал – разве не его Паустовский в 1957 году привлёк к составлению и редактированию текстов для третьего номера скандального альманаха «Литературная Москва»? И Бондарев тогда показал, что у него есть и хороший литературный вкус, и умение доводить даже сырые, но интересные рукописи до нужной кондиции.

Многим также импонировала принципиальность ученика Паустовского. Когда в середине 1950-х годов в Москве вышла трилогия Ивана Курчавова «Московское время», многие критики, увидев все её слабости, тем не менее остереглись публично выругать писателя, поскольку были наслышаны о его связях в партаппарате. Один Бондарев не побоялся вслух сказать всю правду о беспомощной книге Курчавова и даже написал о ней разгромную статью «Схема, схема, схема…». С другой стороны, он мощно поддержал в прессе повесть своего сокурсника Льва Кривенко «Передний край», дав о ней восторженный отзыв в газете «Московский комсомолец».

При выдвижении Бондарева в «ЛГ» учитывалось еще и то, что молодой писатель ведь отправлялся не в выжженную пустыню. После ухода Кочетова в редакции «Литературки» осталось немало опытных газетчиков. В том же разделе литературы неплохо работал критик Лазарь Лазарев (его, кстати, С. С. Смирнов вскоре повысил и сделал замом Бондарева, а вот Феликс Кузнецов, которого упоминал в своих воспоминаниях Бушин, пришёл в редакцию чуть позже и стал вторым замом Бондарева). Расчёт в инстанциях делался на то, что Лазарев с коллегами непременно подставят новому шефу свое плечо.

Добавлю, что высокое начальство в этот раз поступило весьма деликатно. Оно заранее озаботилось тем, чтобы подготовить почву для внедрения Бондарева в «ЛГ»: за два месяца до назначения писателя большие руководители через близких им людей организовали публикацию в газете глав из новой повести молодого прозаика «Последние залпы» – причём были выбраны фрагменты, которые произвели сильное впечатление как на охранителей, так и на либералов.

В общем, партаппарат не сомневался, что в «ЛГ» связка Смирнов –