Отечество. История о войне, семье и совести в нацистской Германии - Буркхард Билгер

крыши», – вспоминала она. «Для вентиляции!» – сказал Йозеф, и они засмеялись. В самые холодные дни класс выстраивался в живую цепь, и дети передавали дрова из кладовки на втором этаже к печке в классе. «Мы это делали с радостью, – сказал Йозеф. – В такие дни нам не задавали домашку».

Школьная жизнь здесь не сильно отличалась от того, чем занимались дети в сельских школах Оклахомы, Финляндии, Ньюфаундленда или Франции: чтение, письмо, география, физика, история и арифметика. Ты забивал голову знаниями, а потом возвращался в поле – труд на земле прочищал не хуже средства от глистов, которое давали козам. В других частях Германии еще в годы Веймарской республики образование перестало быть таким косным. Тогда появились школы с комплексным обучением, ориентированные на детей, искусство и природу, всякие молодежные программы для анархистов, коммунистов, социалистов и вегетарианцев. Кое-где ученики даже обращались к учителям по имени. Но мало что из этих веяний доходило до Аульфингена. Юг страны был слишком чопорным и зажатым для таких вольностей, слишком католическим: не до изысков было. В большинстве случаев реальная задача учителя состояла лишь в том, чтобы не дать детям поубивать друг друга.

«Учащийся Карл Амма 8 декабря 1938 года бросил сосновую шишку в лицо учащемуся Освальду Гуту; шишка попала ему в нижнее левое веко, причинив травму слезного канала, – сообщил Карл школьному совету через неделю[171]. – Учащегося пришлось доставить в больницу в Тутлингене, где врач оказал ему помощь. В настоящее время он до сих пор находится там. Учащимся категорически и неоднократно запрещалось кидаться сосновыми шишками. Пока большинство было занято сбором терновника, учащемуся Карлу Амме пришла в голову идея поиграть в охотников. Один из его одноклассников попытался ему помешать: он крикнул, что кидаться шишками запрещено. Тем не менее Амма бросил шишку и случайно попал в учащегося Гута. В этот момент в непосредственной близости от Аммы находились учителя, но они не смогли ему помешать, поскольку тот бросил шишку неожиданно».

Каждый год у Карла бывало по сорок или пятьдесят учеников, и он знал их жизнь досконально. «Их горящие глаза, когда они преодолевали первую застенчивость, напоминали маленькие звездочки на небе, – напишет он позже, возможно, подзабыв инцидент с шишкой[172]. – Я всегда старался, чтобы этот огонек в глазах у мальчиков и девочек не гас весь год». Учитель в таких местах был не просто преподавателем. Он был моральным и интеллектуальным авторитетом – светским аналогом священника. Он знал, чем зарабатывают на жизнь родители учеников и прибрано ли у них дома. Он знал, кто вдова, кто в браке повторно, у кого дети внебрачные. Он знал, кто в долгах и кто пьет, кто пропускает церковные службы или голосует за оппозицию.

Карл очень старался не обзаводиться любимчиками: когда к нему в класс перевели его сына Зигмара, он сказал ему, чтобы тот обращался к нему официально – на вы – и всякий раз называл свое полное имя так же, как и все остальные. («Ты и так знаешь!» – кричал Зигмар с задней парты.) Однако даже в таких деревенских школах, в заштатном южно-немецком захолустье, родители и учителя вскоре вынуждены были определяться, на какую сторону стать.

Перед поездкой в Аульфинген я навестил лучшего друга детства моих родителей по имени Гюнтер, который вырос в деревне в часе езды к западу. Седовласый, гривастый и невероятно подтянутый в свои восемьдесят четыре года, Гюнтер до сих пор каждое утро проплывал два километра и совершал долгие прогулки по лесу поблизости от своего дома. Когда я спросил его, чему его учили в детстве, он убежал в соседнюю комнату и вернулся с маленькой книжкой в выцветшей оранжевой обложке в руках: это был его учебник начальных классов. Книга, изданная в Шварцвальде в 1942 году, содержала немецкие легенды и сказки, стихи и песни, прекрасно иллюстрированные черно-белыми гравюрами. Своим вневременным, фольклорным видом она напоминала многие детские учебники той эпохи. Но на последних пятнадцати страницах книжки Гюнтера материал уже отличался от привычного. Там появились очерк о товариществе и изображение мальчика в военной форме, бьющего в барабан, толпы мужчин и женщин, вскидывающих руки в нацистском приветствии. Еще был напечатан рассказ, который начинался так: «На дворе стояла осень, когда люди в коричневых гимнастерках со всей Германии съехались в красивый город Нюрнберг».

К концу текста, напротив изображения танка, преодолевающего баррикады, была приведена история из детства самого фюрера: «Мальчик хорошо учился в школе, но ему больше нравилось резвиться в лесу и в полях с другими мальчишками. Им нравилось брать с него пример, и он часто был зачинщиком игр. На уроках истории его глаза загорались от восторга. Слушать рассказы о войне и героях ему очень нравилось!.. Однажды он обнаружил у себя дома толстую книгу под названием „Франко-германская война“. Он прочел ее от корки до корки и был рад, что он мальчик и однажды сможет стать солдатом. В его юном сердце зародилось сильное желание, чтобы все немцы жили в единой, великой империи».

Карлу не слишком нравилось поклонение героям. Он терпеть не мог Alte Kämpfer – «старых партийцев», заседавших с важным видом на партсобраниях и утверждавших, что они были с Гитлером со времен Пивного путча 1923 года. Карла не было среди «сентябрят», поспешивших вступить в партию, когда она получила 107 мест в Рейхстаге в сентябре 1930 года. Не стал он вступать в партию и в последующие два года, когда нацисты получали большинство мест на выборах два раза подряд. Многие из последних уклонистов «сдались» вскоре после того, как 30 января 1933 года Гитлер был назначен канцлером Германии. Их называли die Märzgefallene – «павшие в марте». Но Карла не было и среди них.

Он зашел в партию через боковую дверь. В 1933‐м местные партийцы попросили Карла помочь с «Зимней помощью»[173]. Это был благотворительный фонд, распределявший еду и питание среди нуждающихся. Поначалу нацисты такую работу не одобряли: Гитлер называл подобные программы «благотворительным идиотизмом», поддерживавшим сирых и убогих за счет здорового населения[174]. Однако эти меры были довольно популярны, и вскоре лидер нацистов увидел в них выгоду с точки зрения пропаганды. В мае 1933‐го – через месяц после назначения на канцлерский пост – Гитлер слил «Зимнюю помощь» с новой программой «Национал-социалистическая народная благотворительность». Партия пообещала: «Никто не будет голодать! Никто не будет мерзнуть!»[175]

Партбилет Карла датируется первым мая 1933 года. Он потом будет утверждать, что вступил в партию лишь двумя годами позже и что чиновник оформил билет задним числом, потому что к тому моменту партия прекратила прием новых членов[176]. Тем не менее он перешел в новую веру до