Жизнь и война генерала Василия Рязанова. Книга 3 - Василий Васильевич Рязанов

дни мама собрала небольшие рюкзаки себе и мне, поставила их у двери и сказала: – Смотри внимательно, не пропусти. Если наши войска будут отходить, пойдем вместе с ними. У немцев не останемся. Когда в кухне в очередной раз обсуждали актуальные вопросы сложившегося осадного положения (постановлением Государственного Комитета Обороны от 19 октября I94I г. Москва и прилегающие районы был объявлены на осадном положении), вошла Костовникова и совершенно спокойно заявила среди этой невнятицы: – Имейте в виду, я человек добрый, но не хочу себе неприятностей. Когда придут немцы, я сообщу, что здесь живет семья коммуниста с дочерью комсомолкой (она имела в виду нашу семью и меня) и две семьи евреев. И все промолчали. Правда, потом ей это припомнили. Так что, зимой I94I-I942 гг. обстановка в нашей квартире была довольно напряженной. Мама целыми сутками пропадала на работе, а я бегала к Люсе, и мы строили различные планы и тщетно пытались воплотить их в жизнь. Когда наши войска перешли в контрнаступление под Москвой, мы гордились их успехами и то же время немного жалели, что нам не удастся повоевать, поскольку были уверены в скорой и безоговорочной нашей победе, в том, что наши войска теперь без остановки дойдут до Берлина.

Наши прожекты рушились один за другим. Отчаявшись в реализации большинства замыслов и уже почти не веря в возможность попасть на фронт, мы даже начали подумывать о возвращении в милицию, но, не помню кто, или я или Люся, наткнулись на вывеску курсов радиотелеграфистов. Находились они в самом центре Москвы, рядом с ГУМом, на улице Двадцать пятого октября.

Мы советовались с матерями. Моя мама тогда как раз работала на Зубовской телефонной станции, имела отношение к связи, правда, косвенное, так как работала машинисткой. емцев только чуть отбили от Москвы, положение на фронтах тяжелое. А нам говорят, что пока вы выучитесь, война же закончится, немцев побьют.

Все-таки мы записались на эти курсы. Занимались там около месяца. Запомнился преподаватель Козин, хроменький, с палочкой. Начали с азбуки Морзе: девять основных групп букв и группа знаков препинания и служебных знаков. Довольно быстро научились на слух определять буквы. Принцип последовательного изучения азбуки Морзе, как нам говорил инструктор, – от сложного к простому. Метод обучения приему на слух исключительно фонический (слуховой). Не считать точки и тире в знаке, а добиваться слитного слухового восприятия. Тогда будет расти скорость приема. В записи нельзя торопиться. Запись должна быть четкой и ровной. Для пропущенной группы оставлять место. Записывать с запаздыванием две-три группы, которые необходимо, конечно, это время крепко помнить.

На этом, собственно, курсы и закончились. Добровольцев, сказали, будут посылать в военную школу. Добровольцами были почти все. Но когда прочитали список тех, кого направляют в военную школу, то Люся там была, а я – нет. Я сначала растерялась, а потом стала возмущаться. Мне объяснили, что Люся уже есть семнадцать лет, а мне еще только шестнадцать. Я стала настаивать, говорить, что мне тоже скоро будет семнадцать, упрашивать, реветь. Как и милиционер, начальник курсов не выдержал моих слез. – Ну, ладно, – говорит, – я тебя запишу. Но тебя все равно из военной школы выгонят. Но там на мой год рождения, наверное, не обратили внимания.

Глава 2. Московская школа по подготовке радиоспециалистов.

Московская школа по подготовке радиоспециалистов находилась недалеко от Москвы, в Тайнинке. Разместилась она в помещении обычной средней школы, где мы и жили. Мы были первым набором этой школы и, соответственно, первым ее выпуском. Нам выдали обмундирование, – новенькую поначалу, резко пахнущую, непривычно казенную форму.

Первые впечатления были – словно переодели для какого-то спектакля. Форма из-за своей новизны казалась ненастоящей, отличалась от той, которую я видела на военных. Казалось, форма – это некий барьер, резко отделяющий людей, преобразующий их почти мгновенно. А мы, переодевшись, почти не изменились. Не сразу, правда, но потом, пожалуй, все-таки появляется какое-то цеховое чувство, большая симпатия к людям в такой же форме, чем к остальным, к которым уже начинаешь испытывать что-то вроде отчуждения. Так и должно быть в армии. Впоследствии, когда приходилось затрачивать массу усилий на то, чтобы привести одежду, пострадавшую от различных переделок, в соответствие с уставными требованиями, я поняла, насколько те казенные, чистенькие и накрахмаленные вещи облегчали нашу первоначальную жизнь, не требуя особого ухода за собой, помимо первоначальной подгонки, впрочем, тоже стоившей немалых забот.

Началась армейская жизнь и настоящая военная подготовка. Занимались строевой, часами маршируя на плацу, устроенном во дворе. Лихо пели: “Эх, махорочка-махорка, породнились мы с тобой…" Ползали по-пластунски, окапывались. Каждый день разбирали и чистили оружие. До сих пор армейская служба ассоциируется у меня прежде всего с чисткой винтовки и строевой.

Москва с ее тревогами и заботами казалась не в двадцати минутах езды, а далеко-далеко, в уже другом, доармейском мире. Все делалось по строгому распорядку: подъем, занятия, отбой. Я все боялась, что меня отправят домой. Разберутся, наконец, с моим годом рождения, вызовут перед строем, отчитают, как случайно попавшую сюда малолетку и с позором прогонят. Поэтому я старалась не отставать от других. Винтовку могла разобрать и собрать с завязанными глазами. Выучила названия всех ее деталей. Штык, потерянный потом на фронте неизвестно где, чистила до блеска. Когда на строевой старшина сделал мне замечание, что я плохо пою, я, не обладавшая музыкальным слухом и робевшая испортить песню, начала орать “Эх, махорочка-махорка,…” так, что соседки по строю удивленно косились на меня, затыкая уши.

Приему и передаче учились на стендах. Передатчик стоял в одной комнате, а приемник – в соседней. Обладая хорошим слухом, можно было снимать наушники и принимать радиограммы без всякой аппаратуры. Азбуку Морзе я еще на курсах усвоила хорошо, правильно работать с ключом научилась быстро. Здесь мой юный возраст был не помехой, а наоборот, – здорово помогал. Преподаватель говорил, что скорость передачи у меня уже хорошая, но, чтобы я ни в коем случае не старалась работать быстрее, чем у меня получается. Скорость должна увеличиваться без форсирования темпов, по мере роста тренированности. Я и сама чувствовала, как скорость передачи у меня нарастает с каждым занятием, увеличиваются навыки, движения становятся машинальными, привычными, почти автоматическими. Движения при передаче на ключе должны быть совершенно ритмичными. Надо выдерживать соотношения длины короткого и длинного сигналов, длины интервалов в самих знаках, между буквами или цифрами и между группами. Только так вырабатывается чувство ритма и однообразие почерка.

Сидя в казарме, в которую переоборудовали один из классов