Жизнь и война генерала Василия Рязанова. Книга 3 - Василий Васильевич Рязанов

устройстве радиостанции: ондулятор с усилителем, аппарат Уитстона, аппарат Крида. Да и по программе нам не надо было этого знать. Гораздо проще был гелиограф – устройство для передачи гелиограмм, отраженных по азбуке Морзе солнечных зайчиков. Мы усваивали, что ось связи – это линия связи, проложенная по направлению перемещения КП (штаба) старшего командира, а направление связи идет от старшего начальника к младшему. Это я как-то не очень хорошо понимала. Зато очевидными казались высказывания преподавателя: – Весь личный состав узла связи должен проникнуться сознанием важности выполняемых им задач и всегда помнить, что он является необходимым звеном своей части, от работы которого зависит успех всего дела, а поэтому должен, не щадя сил, стремиться к поддержанию непрерывной связи.

Девушки относились к занятиям очень серьезно, стараясь хорошо усвоить материал. Даже если случалось что—то смешное, то много времени этому не уделяли. Например, нам читал лекции один уже немолодой лейтенант. Он или для большей доходчивости, или в силу своего характера обязательно иллюстрировал сказанное различными жестами и движениями. Рассказывает о том, как волна отражается или преломляется, а сам делает корпусом волнообразные движения, неожиданно меняющие частоту, искривляет плечи, неестественно выгибает шею. Говорит, что заряд в конденсаторе перескакивает с одной обкладки на другую, и сам подпрыгивает при этом.

Со стороны это выглядело очень забавно. И если бы происходило, например, в нашем классе, то ему уже давно придумали бы с десяток различных прозвищ, и уж, во всяком случае, он непременно стал бы предметом множества насмешек и шуток. А тут девчонки, любившие посмеяться и умевшие весело разыграть друг друга, с невозмутимым видом следили за его телодвижениями, а некоторые слушали настолько внимательно, что даже повторяли их. Все понимали, что скоро полученные знания понадобятся нам в бою, где нельзя будет сослаться на какие-то помехи в учебе, на экзамене, где не подсмотришь в учебник. На вопрос преподавателя ответить желали почти все, и он был вынужден не вызывать желающих, а опрашивать, называя фамилию отвечающей.

Самое большое внимание уделялось скорости передачи и приема на слух. Мы научились записывать радиотексты, идущие со скоростью сто-сто двадцать знаков в минуту, делая это уже почти автоматически, не вникая в смысл сообщения. Мы заучивали обязанности дежурного радиста из “Учебника красноармейца-радиста”, все 16 пунктов. Мы усваивали, что чем быстрее будет передана радиограмма, тем меньше времени будет иметь противник для ведения радиоразведки, тем труднее будет ему засекать наши радиостанции, тем меньше сведений он получит о наших действиях. Мы хором отвечали, что каждый радист РККА обязан добиваться отличных результатов в боевой подготовке, помнить, что своей плохой работой он облегчает противнику добывание сведений о наших войсках, об их действиях и намерениях.

Разбуди и спроси любую из нас среди ночи, она бы рассказала о строжайшей дисциплине радиосвязи, о необходимости радиомаскировки, о кодировании или шифровке всех радиопередач. Мы научились вести аппаратный журнал. Тринадцать пунктов правил при передаче на ключ мы отработали практически. Такие истины, что, например, нельзя работать всей рукой, а только кистью, или о том, что нельзя качаться в такт с передачей, казались нам очевидными.

И, конечно, все мы гордились тем, что «Оставить свой пост без особого разрешения или приказания радист не имеет права ни в случае химической атаки, ни при воздушной бомбардировке, ни в случае нападения на радиостанцию, ни при каких—либо других обстоятельствах, а должен продолжать выполнение своих обязанностей. Только при непосредственной угрозе захвата радиостанции противником (при отсутствии на радиостанции начальника радиостанции или старшего радиста) дежурный радист уничтожает все секретные документы, сообщает о нападении по телефону и выводит станцию из строя, для чего разбивает все лампы и делает несколько ударов прикладом винтовки по монтажу внутри, по аппаратуре, после чего обязан пробиваться к своим войскам с применением оружия».

Закончилась наша учеба. Весь наш первый девичий выпуск направили в авиационные части. Говорили, что таким распределением нас поощряют, так как это первый выпуск, да и то, что в нем одни девушки, сыграло свою роль. Летчики были героями времени. Им завидовали, им подражали, их любили. Я помню встречу в Москве участников перелета через полюс. Я была вместе с другими на улице Горького, прыгала от радости и восторга и рвалась к машинам, в которых Чкалов, Беляков и Байдуков медленно плыли сквозь воздух, белый от листовок, приветствующих их.

Авиация! Многие из нас, девочек, перед войной боготворили Чкалова, Белякова, Байдукова, Ляпидевского, Водопьянова, Леваневского, Молокова, Каманина и многих других авиаторов, казавшихся нам неземными богатырями, былинными героями. Их имена звучали как заклинания, будоражащие воображение, они представлялись титанами, способными на сказочные подвиги и героические свершения. Могла ли я подумать, что вскоре нашей воздушной армией будет командовать легендарный Громов, командиром дивизии в нашем корпусе будет Каманин, что я буду видеть Белякова?

Мы были счастливы, гордились нашим распределением и клялись оправдать высокое доверие, сделать все, что в наших силах, для того чтобы не подвести сталинских соколов. После выпуска мы расстались с Люсей Туссовой. Она попала в бомбардировочную авиацию, а я в штурмовую. У меня сохранилось удостоверение под № 10 о том, что я училась в Московской школе по подготовке радиоспециалистов – с 28 марта по 5 июля 1942 года и окончила ее по специальности радист РСБ-ф со следующими оценками: Политподготовка – хорошо, СЭС (станционно—эксплуатационная служба) – хорошо, материальная часть с/рации – хорошо, огневая подготовка – хорошо, строевая подготовка – посредственно. Удостоверение было подписано начальником школы генерал-майором войск связи Дубовко, начальником штаба – капитаном Шерстневым, военкомом школы батальонным комиссаром Тютиным.

Меня направили во 2-ю истребительную авиационную армию резерва Главного Командования Красной Армии, в 26I-ю отдельную роту связи. Рота связи, как и вся армия, только формировалась. Со мной из московской школы по подготовке радиоспециалистов пришли радистки Таня Лебедева, Кира Астафьева, Тоня Зеленкова, Маша Коршунова, телеграфистки – Люся Смирнова, Аля Тришина, Маша Якунчикова, и другие девушки. В отдельной роте связи был взвод телеграфистов, взвод радистов, где я стала служить, и кабельный взвод для проводной связи.

Телеграфистки трещали на своих аппаратах. Там были ”эстистки”, по названию аппарата “СТ-35”, “Советский телетайп”. Работа на “СТ” была довольно простой: как на обыкновенной пишущей машинке печатаешь. После войны высшей квалификацией среди машинисток обладали бывшие военные телеграфистки.

С Люсей Смирновой (она была одной из лучших телеграфисток, а сейчас член совета ветеранов 1-го ГШАК) мы недавно заходили в музей Великой Отечественной войны в Киеве. Там был небольшой планшет с фотографией командира корпуса Рязанова, его шлемофоном и двумя адресованными ему телеграммами.