Пятая Французская Республика - Nicholas Atkin

Кота, "к игровому обществу, в котором индивидуальное самовыражение заменит торжественные маски, надетые теми, кто заперт в производственном процессе", и они без колебаний высмеивали тех серьезных и кошельковых левых, которые стремились восстановить 1917 год.27 Ситуационизм также был связан с третьим направлением новых левых, выделенным Гильдеей, - анархистским крылом, объединившимся в Союз групп анархистов-коммунистов (UGAC), чей журнал Noir et rouge опирался на труды Бакунина, чтобы изложить особую форму анархо-марксизма, которая понравилась Кон-Бендиту и его сторонникам, но оттолкнула традиционных коммунистов.

Более традиционным в своем подходе был четвертый элемент "новых левых", возглавляемый профессором-марксистом Луи Альтюссером. Анализируя марксизм, особенно роль революционных элит, он непреднамеренно привлек внимание к коммунистическому Китаю Мао-Цзе-Дуна, который многие идеалисты, в том числе Режис Дебрей, рассматривали как альтернативную модель коммунизма в действии. Председатель Мао - это Ленин нашей эпохи", - заявила одна группа студентов.28 Черпая вдохновение в алжирской войне за независимость, этот интерес к Третьему миру (tiersmondisme) вскоре охватил Кубу Кастро, борьбу палестинцев против Израиля и, неизбежно, Вьетнам. По мнению Тони Джадта, поддержка этих революционных идей была средством, с помощью которого левые дистанцировались от СССР, не принимая во внимание его прошлое поведение.29 Как бы то ни было, 1968 год был наводнен маоистскими комитетами, выступавшими против капитализма и империализма США на Дальнем Востоке, хотя следует отметить, что среди молодежи, по крайней мере, не было широко распространенного неприятия новой американской культуры, для которой характерны голубые джинсы, рок-н-ролл и длинные волосы.

Альтюссер не принимал участия в этих инициативах и во многих смыслах оставался ортодоксальным марксистом, а его идеи легли в основу нового увлечения французских интеллектуалов - структурализма. Поборники этого направления, такие как антрополог Клод Леви-Стросс, литературный критик Ролан Бартез, психоаналитик Жак Лакан и философ Мишель Фуко, утверждали, что все аспекты человеческой деятельности, будь то социология, наука или лингвистика, подвержены ряду структурных ограничений. По мнению Фуко, обязанность интеллектуала заключалась не в том, чтобы выступать в роли некоего провидца, а в том, чтобы разрабатывать инструменты анализа, позволяющие определить, как институты, например тюрьмы, школы и больницы, влияют на общество.30 В этой довольно мрачной концепции мира, связанного невидимыми структурами, было мало места для гуманизма, творчества и индивидуализма, и неудивительно, что структуралисты подверглись резкой критике со стороны студентов во время беспорядков мая 68 года.

Инстинктивное недоверие к власти во всех ее обличьях (будь то де Голль, государство, ректоры университетов или руководство PCF), неприятие войны, которую США вели во Вьетнаме, отказ от консюмеризма (хотя это было сопряжено с амбивалентностью, поскольку студенты приняли культуру Levis и рок-пластинок), готовность экспериментировать с новыми формами репрезентации, желание объединить политическую и художественную жизнь, желание построить новое общество - вот лишь некоторые ингредиенты, которые стали причиной того, что 1968 год стал бурным годом. Однако не следует думать, что все студенты были очарованы "новыми левыми". Как подчеркнул Джулиан Джексон, май 1968 года был создан "двумя разными поколениями".31 Первое - это студенческие лидеры - Кон Бендит, родившийся в 1945 году, и Ален Гейсмар, родившийся в 1939 году, - люди, которые были "политизированы" основанием Пятой республики, утверждением гегемонии голлистов и боевыми действиями в Северной Африке. Аналогичную мысль высказывает и Кристин Росс: для этого поколения "война в Алжире была фоновым шумом их детства, отрочество и взрослая жизнь которых совпали с массовыми убийствами сотен алжирских рабочих от рук полиции Папона 17 октября 1961 года, с Шаронном и почти ежедневными нападениями ОАГ "32.'32 Мало того, что эти люди были политизированы алжирской войной, когда они разочаровались в руководстве ПКФ, как добавляет Джексон, они также, вероятно, посещали самые престижные французские высшие учебные заведения, а именно ENA или Ecole Normale Superieure (ENS), где существовала разреженная академическая атмосфера, отсутствующая в большинстве других учебных заведений. Именно здесь, в кафе, бистро, книжных магазинах и библиотеках Левого берега Парижа, процветал гаушизм.

Как продолжает Джексон, под этой элитой скрывалось второе поколение 68-го года - масса студентов, как правило, на десять лет моложе, которые мало что знали о де Голле и еще меньше об Алжире и основах Пятой республики. О том, что студенчество во Франции 1960-х годов становилось все более апатичным по отношению к политике, свидетельствует резкое сокращение членства в Национальном союзе студентов Франции (UNEF), насчитывавшем около 100 000 человек в 1962 году, во время алжирской войны, но к 1967 году насчитывавшем всего 30 000 членов, несмотря на общий рост числа студентов в университетах33. Среди тех, кто остался, преобладали гиперполитические распри, вылившиеся в несколько отколовшихся групп, в частности, Союз молодых коммунистов-марксистов-ленинцев (СМКМЛ) и Комитет связи студентов-революционеров (КЛЭР). О тех, кто не лез в политику, иногда говорили, что они "поколение Леннона", а не Ленина, но Леннон, по крайней мере, был революционером-монтировщиком. Заботы большинства студентов 1960-х годов были не так уж далеки от забот молодой пары, описанной в романе Перека "Вещи". Они часто посещали неполноценные двухгодичные курсы, введенные планом Фуше 1966 года, и хотели принять участие в новом потребительском буме, охватившем общество, и не могли позволить себе бросить карьеру, которая, как они надеялись, их ожидала. Часто отмечают, что одним из общих требований 1968 года был не вывод американских войск из Вьетнама, а право студентов-мужчин посещать женские общежития. Кстати, девушки могли посещать парней, но только если они были старше 21 года и имели письменное согласие родителей!

При этом у французских студентов были вполне реальные претензии к условиям работы и жизни. В основе этих проблем лежал огромный рост университетского сектора, вызванный послевоенным "беби-бумом" и принятием в 1959 году закона, увеличивающего количество студентов, остающихся в средних школах для сдачи бакалавриата - аттестата об окончании школы, открывающего двери в высшие учебные заведения, хотя этот экзамен был труднопреодолимым препятствием.34 В 1960 году в системе университетов насчитывалось около 200 000 человек; восемь лет спустя это число увеличилось более чем в два раза. Правительство попыталось решить эти проблемы путем реструктуризации высшего образования в 1966 году, введя различные циклы обучения. Однако число преподавателей не было увеличено, в результате чего университеты все больше зависели от совместителей и сотрудников, не имеющих права голоса, которые заняли видное место в профсоюзе преподавателей - Национальном синдикате высших учебных заведений (SNESup) Гейсмера, который в 1968 году выступил вместе с ФДООН. Штатные сотрудники высшего звена почти всегда жили в Париже, независимо от того, в каких провинциях они работали. Их называли "турбо-профессионалами", которых и сегодня можно увидеть в поездах большой скорости (TGV): они ездили в самые отдаленные университеты