Пятая Французская Республика - Nicholas Atkin

сразу же понял, что действия полиции были чрезмерно усердными и пробудили в обществе поддержку студентов. Чтобы подлить масла в огонь, он распорядился возобновить работу Сорбонны - закрытой с 5 мая, всего второй раз за ее семисотлетнюю историю; другим случаем были студенческие протесты против нацистов в 1940 году - и пообещал освободить студентов, арестованных 2 мая. Как и один из тех дерзких студенческих лозунгов, намалеванных на стенах Парижа, это было слишком мало и слишком много. Слишком много в том, что Сорбонна сразу же стала открытым форумом для студенческих дебатов, которые также проводились в театре "Одеон" в Латинском квартале. Слишком мало было в том, что профсоюзные деятели, изначально опасавшиеся протестов, распорядились провести 13 мая демонстрацию против жестокости полиции, кульминацией которой стала площадь Денферта Рошеро. Началась следующая фаза событий - социальный кризис.

Социальный кризис

Хотя демонстрация 13 мая произвела огромное впечатление, собрав около 800 000 участников, именно распространение студенческих протестов на рабочие классы сделало события 1968 года во Франции исключительными в западном мире. Это также сделало их более опасными. Участие рабочих всегда было целью энрагистов, и свой первый реальный контакт с пролетариатом они установили 13 мая, когда прошли маршем в Булонь-Билланкур на северной окраине Парижа, где находился огромный завод Renault, место боевых действий рабочих со времен импровизированных забастовок Народного фронта в 1936 году. Первые забастовки 1968 года произошли 14 мая на заводе Renault-Cleon под Руаном (за ним вскоре последовали другие склады Renault во Флине и Ле-Мане) и на заводе Sud-Aviation в Нанте, где управляющий Дювошель и его сотрудники были помещены под домашний арест и подвергнуты революционным песням, звучавшим из громкоговорителей. В течение восьми дней около десяти миллионов рабочих, без всякого руководства со стороны своих профсоюзных боссов, участвовали в импровизированных забастовках, по масштабам намного превосходивших те, которые наблюдались в 1936 году.42 Как подчеркивает Берштейн, их отличительной чертой было то, что они не ограничивались каким-либо конкретным сектором экономики, а затрагивали частные и государственные предприятия, "белых воротничков" и "синих воротничков", новые технологии и основные товары, крупные фирмы и мелкие предприятия, города и деревни.43 Некоторые необычные сферы национальной жизни были охвачены падением инструментов. Престижный кинофестиваль в Каннах пришлось прекратить после того, как влиятельные режиссеры Годар и Франсуа Трюффо призвали своих коллег к забастовке. Вскоре после этого появилось "Генеральное собрание французского кино", которое поставило перед собой задачу передать атмосферу 1968 года с помощью фотографий граффити и короткометражных фильмов о демонстрациях, которые сегодня являются бесценными первоисточниками. Среди других нелепых забастовок - обнаженные танцовщицы Folies Bergeres, снимающие свои боа. В некоторых сельских районах крестьяне, которые не могли бы жить в мире, более отличном от того, в котором живут рабочие и студенты, начали загромождать шоссе своими тракторами и плугами.

Как студенческий протест, возникший на почве воинственности нескольких человек, которые умело сыграли на всеобщем недовольстве большинства, превратился в социальный кризис? Отчасти ответ кроется в нарушении правительственного контроля за отчетностью - сотрудники ORTF вскоре объявили забастовку, - что способствовало сочувствию общественности к студентам. Американский писатель Ханс Конинг в своих воспоминаниях о событиях 1968 года вспоминает, как независимые СМИ, такие как Радио Люксембурга и Europe One, давали яркие и бесцензурные описания полицейского насилия, которые не оставляли равнодушными даже самых "убежденных блюстителей порядка".44 Другая сторона ответа кроется в общем чувстве экономической неудовлетворенности, которое развивалось со времен забастовки шахтеров 1963 года. Становилось ясно, что не все получат выгоду от trente glorieuses, которые, так или иначе, подходили к концу. Экономический спад 1967 года стал предупреждением о том, что хорошие времена могут подойти к концу. Более того, на рабочих местах царили настроения, схожие с теми, что были в лекционном зале: рабочие и студенты чувствовали, что на них возложена небольшая ответственность, и от них ожидали беспрекословного повиновения иерархии. В общем, они были дегуманизированы рабочими практиками. Это недовольство неизбежно выражалось против тех менеджеров, которые ожидали от своих подопечных выполнения новых производственных норм без протеста. Однако оно распространялось и на лидеров CGT, которые не сделали достаточно для модернизации отношений между капиталом и трудом и, казалось, слишком легко вступали в сговор с системой. Это объясняет, почему эксперименты с автогестией, новыми формами социальной организации и участием рабочих так охотно проводились в цехах. Со своей стороны, лидеры CGT и боссы PCF, привыкшие к пивно-багетному подходу к производственным отношениям, были возмущены тем, что не могут контролировать тех самых людей, чьи интересы они утверждали, что представляют. Это объясняет, почему CFDT, ориентированный на католиков и возникший из CFTC, оказался более эффективным в использовании протестов 1968 года. Осознавая отчужденность, которая была неотъемлемой частью жизни рабочего класса, и ощущая недостаток духовности в повседневной рутине своих членов, CFDT кричал о потере человеческого благородства. Его борьба велась за качественные изменения, которые были отвергнуты непримиримой CGT как чрезмерный идеализм.

Учитывая беспрецедентный масштаб этих протестов и то, как рабочие, казалось, отказались от услуг своих традиционных представителей, чтобы встать на сторону интеллектуалов, создавалось впечатление, что Франция находится на пороге революции. Однако, оглядываясь назад, можно увидеть, что стране было далеко до того, чтобы повторить свое восставшее прошлое. Союз рабочих и интеллектуалов, несомненно, ознаменовал общее неприятие авторитарного общества, однако их "союз" был не более чем удобством, а классовые различия никогда не лежали так далеко под поверхностью. Как сказал один рабочий-металлист: "Мы держимся отдельно от студентов, но не критикуем друг друга".45 Лидеры CGT и PCF также не собирались отказываться от власти над рабочими без борьбы. Они постоянно пытались обуздать более энергичных протестующих и вскоре заслужили презрение студенческих лидеров, которые осудили их как "сталинскую грязь". Если бы они всей душой поддержали забастовки и сидячие забастовки, правительство могло бы столкнуться с гораздо более серьезным пожаром. Помпиду, который внимательно читал L'Huma, также с облегчением воспринял позицию коммунистов. Это чувство уверенности, возможно, позволило правительству восстановить нервы, хотя это никогда не было гладкой операцией.46 В конечном счете, восстановление было в равной степени обязано премьер-министру Помпиду и де Голлю.

Политическая реакция

Некоторые его биографы недоумевают по поводу поведения де Голля в 1968 году. Хотя он твердо верил в авторитеты, на протяжении всей своей карьеры он ставил под сомнение иерархию. Так неужели он не испытывал ни капли сочувствия к студентам, вступившим в схватку с начальством? Кроме того, будучи набожным католиком, разве он не осуждал дегуманизирующую природу современного общества, в последний раз после президентских выборов 1965 года? Более того, разве он не был человеком, который