Пятая Французская Республика - Nicholas Atkin

процветал в условиях кризиса? Раньше он проявлял себя с наилучшей стороны, иллюстрируя свои качества жестокости и драматизма. На этот раз его качества, казалось, исчезли. Может, дело в его преклонном возрасте? Старость - это кораблекрушение", - говорил он о Петене, но в 1968 году он тоже был почти восьмидесятилетним. Это не значит, что его умственные способности покинули его, но чего-то, несомненно, не хватало. Возможно, его можно простить за то, что он не понимал причин возникновения протестов, но, несомненно, его следует винить за то, что он неправильно оценил их потенциал. 14 мая, всего через день после грандиозной демонстрации на площади Денферт-Рошеро, он покинул Францию с государственным визитом в Румынию, но через четыре дня был вынужден прервать поездку. Даже вернувшись, он, казалось, не осознавал, что вокруг него разгорается кризис; а его первоначальная реакция, полная пассивности, лишь усугубила ситуацию, а не улучшила ее.

Этот ответ относился к области политики. Обращаясь к своим министрам 18 мая, он фыркнул: "la reforme, oui; la chienlit, non". Как отмечают комментаторы, эта фраза практически не поддается переводу. Теперь мы знаем, что де Голль и раньше использовал ее по отношению к корыстным политикам, которых он презирал - на самом деле этимология фразы восходит к XVIII веку.47 "Chienlit" можно перевести как "хаос", но это была аллюзия на студентов, как на "дерьмо в постели". Такое обращение к языку бараков было еще одним показателем того, что генерал еще не осознал истинную природу проблемы, и никаких конкретных мер не последовало. Следующим шагом стала его телевизионная речь 24 мая, в которой он пообещал провести референдум, чтобы укрепить президентскую власть, которая затем будет использована для обеспечения большей открытости правительства ("la participation"), - полномочия, в которых он вряд ли нуждался. Как уже отмечалось, де Голль использовал свои передачи редко и, как правило, с пользой для дела: например, 18 июня 1940 года, а также 29 января 1960 года (хотя та, что была за пять дней до этого, провалилась) и 23 апреля 1961 года, когда он выступал по Алжиру. 24 мая 1968 года он предстал не как человек, владеющий ситуацией, а как простой смертный, пытающийся найти выход. Как отмечают некоторые историки, впервые за свою карьеру де Голль выглядел анахронизмом; он и сам, кажется, говорил, что он "коте де ля плак". Если раньше он будоражил страсти своих соотечественников, как "за", так и "против", то в мае 1968 года на него смотрели как на неактуальную фигуру, всего лишь часть капиталистического государства, которое быстро распадалось. Лучше всего это выразил сам Помпиду, сказав 11 мая: "Генерал де Голль? Его больше не существует "48.

Маргинализация де Голля, похоже, получила еще одно подтверждение 25 мая, когда Помпиду собрал представителей профсоюзов и боссов в здании Министерства труда на улице Гренель. После примерно 30 часов переговоров, в ходе которых Помпиду оказалось, что традиционными лидерами CGT гораздо легче управлять, чем лидерами вновь образованного CFDT, которые делали акцент на "качественных требованиях", таких как желательность более короткой рабочей недели, было заключено так называемое Соглашение де Гренель.49 В этом соглашении, как утверждает Бриджфорд, говорилось о желательности следующего: повышение минимальной заработной платы, известной как SMIG, на 60 сантимов до 3 франков в час, то есть общее увеличение на 35 %; поэтапное повышение заработной платы в государственном секторе на 10 %; снижение взносов на социальное обеспечение; сокращение рабочей недели по крайней мере на один или два часа; аккредитация представителей местных профсоюзов; предоставление половины заработной платы во время забастовок.50 Этого было недостаточно. Ожидания росли, и рабочие не собирались откупаться туманными обещаниями традиционного типа.

На этом этапе майского кризиса казалось, что правительство исчерпало все возможности. Открытие Сорбонны лишь подстегнуло протестующих; действия CRS лишь вызвали общественную поддержку студентов; министры были заметно напуганы; традиционные социальные переговоры не смогли решить основные вопросы, которые парализовали нацию; а навыки де Голля в условиях кризиса, казалось, покинули его. Единственным выходом из сложившейся ситуации казался ФГДС Миттерана, который призывал к созданию временного правительства во главе с политиком-ветераном Мендес-Франсом, которое бы благополучно доставило государственный корабль в конституционную гавань новых президентских и национальных выборов. Поскольку ПКФ отнесся к этой идее с неохотой, у этого предложения не было никаких реальных шансов на успех.

По мере того как государственная власть неумолимо сползала на улицы, де Голль вновь обрел аппетит к политическому театру. На манер английской детективной писательницы Агаты Кристи, исчезнувшей на выходные, 29 мая де Голль пропал. Поначалу считалось, что он просто уехал в Коломбей, но вскоре стало ясно, что это не так. Даже Помпиду, похоже, не знал, куда делся генерал. Вскоре стали распространяться дикие истории: генерал покончил жизнь самоубийством; он собирает войска на границах Франции, как Людовик XVI во время своего злополучного полета в Варенн; он живет в изгнании за границей, как и в июне 1940 года. На самом деле он прилетел в Баден-Баден, немецкий курорт, который французская аристократия предпочитала в середине XIX века, когда в Париже стало слишком жарко. Теперь это база французских десантников, а также дом верного генерала Массу, который стоял рядом с де Голлем во время Второй мировой войны и в Алжире. 30 мая президент вновь прибыл в Париж, где во второй половине дня председательствовал на заседании Совета министров.

Эпизод в Германии привел к многочисленным расследованиям. И Массу, и Помпиду, стремясь представить себя в наилучшем свете, предположили, что президент, одолеваемый депрессией, впал в панику и что именно они вернули ему веру в себя. Также высказывались предположения, что де Голль пытался заручиться поддержкой войск Массу, чтобы предотвратить повторение Парижской коммуны 1871 года. Сторонники де Голля, в частности его зять генерал де Буасье, представляют более сочувственную картину.51 В их глазах полет в Баден-Баден был еще одной частью его политического театра, мастерским ходом, который позволил его стране увидеть глупость своих путей.

Опираясь на авторитетные свидетельства Франсуа Гогюэля и Жана Лакутюра, британский историк Джулиан Джексон составил наиболее убедительную интерпретацию 29 мая.52 То, что де Голль был подавлен и его одолевала усталость, не вызывает сомнений. Он и раньше проявлял подобные черты.53 Однако, как и в прошлом, он не был пассивным. Если однажды, возможно, после речи 24 мая, он и думал о том, чтобы выбросить полотенце, то к 29-му числу он, похоже, преодолел это уныние. Хотя он так и не стал мастером тактики, каким его изобразил де Буассье, Джексон утверждает, что он все же вернул себе чувство цели