Пятая Французская Республика - Nicholas Atkin

обменов официальными лицами высокого уровня между Москвой и Парижем, кульминацией которых стал визит самого де Голля в Россию в 1966 году. В 1967 году последовали дальнейшие визиты в Восточную Европу, но они не привели ни к чему, кроме выражения взаимной доброй воли, терпимости к французским шпионам в Восточной Германии и ряда двусторонних торговых переговоров, хотя общий объем торговли Франции с СССР составлял треть от того, что она имела с Бельгией. В августе 1968 года бескомпромиссная идеология коммунизма проявилась в полной мере, когда СССР вошел в

Чехословакии, препятствуя любым дальнейшим жестам доброй воли. Действительно, как отмечает Роберт Пакстон, в такие кризисные моменты, когда Советы сбрасывали маску цивилизованности, среди западных лидеров де Голль был их самым яростным критиком71.

Другим средством, с помощью которого, как надеялся де Голль, Франция могла бы избежать строгостей биполярного мира, была Европа. Здесь необходимо подчеркнуть, что его концепция Европы сильно отличалась от концепции основателей европейской интеграции. Будучи приверженцем национального государства, он не разделял наднационального подхода, проповедуемого Робертом Шуманом и Жаном Монне. Не было у него времени и на чужой атлантизм, который закрепил бы более тесные связи с США и Великобританией. Скорее он хотел видеть независимую в культурном, экономическом и военном отношении Европу, так называемую "третью силу", которая стала бы посредником между двумя сверхдержавами. Это, однако, не означало отказа членов ЕЭС от какой-либо формы национального суверенитета; вместо этого это была бы Европа государств, признающая главенство Франции.

Для достижения этой цели в 1961 году преданный голлистам Кристиан Фуше представил Европейской комиссии план будущего сотрудничества. Он предусматривал определенную степень сотрудничества стран ЕЭС в формулировании внешней политики, а также создание различных "конфедеративных, функциональных органов для проведения общей политики по единогласному согласию".72 Однако было очевидно, что этот проект был разработан для того, чтобы помешать любому развитию наднациональной Европы, и явно подразумевал исключение Великобритании. По этим причинам Фуше не смог увлечь бельгийцев и голландцев, которые оставались приверженцами большей политической интеграции. Возмущенный их отказом, в мае 1962 года де Голль произнес одну из своих самых известных речей, в которой заявил, что единственным возможным вариантом является "Европа стран", поскольку "Данте, Гете, Шатобриан не смогли бы хорошо послужить Европе, если бы они были апатридами, людьми, думающими и пишущими на каком-нибудь интегрированном эсперанто или волафке". На знаменитой пресс-конференции в январе следующего года он дал конкретное выражение этим взглядам, наложив в одностороннем порядке вето на вступление Великобритании в ЕЭС, несмотря на то, что сложные переговоры о ее вступлении велись с 1961 года и почти достигли прорыва.

Де Голль руководствовался тремя причинами для использования права вето. Во-первых, он утверждал, что Великобритания - исторически морская страна, чья приверженность свободной торговле и промышленности подорвет единство континента, протекционистского по инстинкту и в значительной степени зависящего от сельского хозяйства. Во-вторых, он считал, что

Британия была "когтем" США, и это мнение подкреплялось тем, как Лондон и Вашингтон сотрудничали по ядерной программе. Наконец, он считал, что включение Великобритании в состав ЕС поставит под угрозу его планы франко-германского примирения. Однако не следует думать, что де Голль предполагал постоянное исключение Великобритании. В беседе с Пейрефиттом он заметил, что Великобритания в конце концов станет членом ЕС, когда ее связи с империей значительно ослабнут и когда ее правительство возглавят молодые консерваторы другого поколения, чем Черчилль и Макмиллан, и этот прогноз не так уж далек от истины73.

Презрительно относясь к Великобритании, де Голль активно ухаживал за Бонном, чтобы сдерживать внешнюю политику Западной Германии. С этой целью он поддерживал прекрасные отношения с канцлером Германии Аденауэром и в 1963 году добился заключения договора о франко-германской дружбе, который привел к высокому уровню культурного сотрудничества. Однако в мышлении де Голля был изъян. Как подчеркивают многие комментаторы, он не смог признать, что Западная Германия была гораздо более проамериканской, чем другие западноевропейские страны, даже Великобритания. Как следствие, Западная Германия не приняла подчиненного положения, которое предусматривал де Голль, а это означало, что французские инициативы в Европе все больше превращались в череду прожектерства, кульминацией которого стал кризис 1965 года, когда Париж поставил под угрозу весь европейский проект, потребовав перестройки институтов Сообщества и введения щедрых субсидий в рамках CAP. То, что Франция в итоге получила часть того, чего хотела, - право отдельной страны наложить вето на решение, затрагивающее все остальные, последний пережиток "плана Фуше", - вполне соответствовало идеалам де Голля и приостановило европейскую интеграцию в наднациональном смысле на 15 лет.

Политика величия часто оборачивалась угрозами, безвкусными сделками и ненужными кризисами, и нетрудно понять, почему внешняя политика де Голля подвергалась столь жесткой критике. Как писал Дуглас Джонсон во влиятельной статье 1966 года, в конечном счете Франция не смогла бросить вызов реалиям двухполярного мира; его подначки в адрес США выглядели ребяческими и провокационными; его ухаживания за СССР не принесли реальных дивидендов; провал плана Фуше лишь усугубил европейские разногласия; Западная Германия имела собственное мнение; а связи с империей выродились в форму неоколониализма74. Возможно, только с помощью привилегированного преимущества ретроспективного взгляда историка мы можем увидеть, что де Голль был прозорлив в своих убеждениях, как заметил Джексон. НАТО действительно в конечном итоге приведет к тому, что Европа будет все больше вовлекаться в американскую орбиту: в 1980-х годах на британской и немецкой территории были размещены крылатые ракеты.75 Отказавшись стать арсеналом США, Франция также избежала всплеска антиамериканских настроений, которые были характерны для других стран континента. Как предсказывал де Голль, англо-американская дружба нарушит европейскую интеграцию. Биполярность также не стала постоянной составляющей международных отношений. А на Ближнем Востоке израильская экспансия на Западный берег, казалось, оправдывала позицию Франции в Шестидневной войне. Самое главное, пишет Джексон, Франция при де Голле стала восприниматься как ключевой игрок в международных делах, страна, которая требовала, чтобы ее заметили, и которая не боялась высказывать свое мнение, даже если на деле мало чего могла добиться. Удалось ли де Голлю увлечь за собой общественность - другой вопрос. Несмотря на то что его вылазки за границу часто хорошо воспринимались на родине, складывалось ощущение, что его режим больше беспокоился о мире, чем о Франции.

Заключение: Тревожные предвестники

Помимо увеличения количества телевизоров, в 1960-е годы все чаще стали проводиться опросы общественного мнения. Они показали, что, за исключением спада во время забастовки шахтеров в 1963 году, уровень удовлетворенности де Голлем был постоянно высоким и составлял более 50 %. Однако если президент мог с удовлетворением констатировать, что Франция выглядит современной, устремленной в будущее