Традиции & Авангард. №2 (9) 2021 - Литературно-художественный журнал

Ганс. Я думаю и о вас тоже. Но все-таки моя жизнь мне важнее.

Отец. Что? Вы посмотрите на этого щенка!

Ганс. Я хочу быть счастливым, отец.

Отец. Но для того чтобы стать счастливым, ты должен окончить университет, жениться и родить нам с матерью внуков.

Ганс. Нет, я должен совсем не это. Я должен быть собой.

Отец. Что значит быть собой?

Ганс. Делать то, что считаю правильным.

Отец. А ну-ка, расскажи мне, что, по-твоему, является правильным? Кормить бездомных животных? Сажать деревья? Учить нищих читать? Чем вы там еще занимаетесь? Это смешно, Ганс. Это можно помереть от смеха как смешно! Зачем сажать деревья? Деревья растут сами где захотят, так заведено Богом. Зачем учить нищих чтению? Это все твоя глупость! Блажь!

Ганс. Можешь считать, что это моя блажь.

Отец. Мы столько вкладываем в тебя с матерью. Чего тебе еще не хватает? У тебя все есть, все!

Ганс. Мне не хватает свободы.

Отец. Что? Какой еще свободы?

Ганс. Я хочу делать то, что считаю нужным. Мы никому не мешаем, мы не делаем ничего плохого. Но они нас ловят и казнят…

Отец. Потому что кругом крысы, а тут еще вы со своими чудачествами…

Ганс. Ты видел хоть одну крысу в городе?

Отец. Нет. Но я знаю, что они есть. Слышал, крысы загрызли четверых детей? Обглодали их косточки так, что матери не смогли узнать.

Ганс. Откуда ты знаешь, что это правда?

Отец. Об этом написали в газете.

Ганс. Папа, я не верю им…

Отец. Это все твоя гордыня. Ты считаешь себя самым умным, вот и не хочешь поверить в очевидное.

Ганс. В том-то и дело, что это не очевидно.

Отец. Ганс, ты слишком многое на себя берешь… Почему ты не можешь жить как все?

Ганс. Потому что я не как все. Я смотрю, как мы живем, и думаю – почему так? Почему одни люди вынуждены побираться на улице или ютиться на чердаке, как мы, а другие утопают в роскоши? Одни горбатятся с утра до ночи, чтобы выучить свое дитя, а другие нанимают лучших учителей для своего ребенка, и им это ничего не стоит.

Отец. Потому что так заведено.

Ганс. Кем заведено?

Отец. Богом.

Ганс. Ну тогда у меня большие вопросы к Богу.

Отец. Не богохульствуй! Твоя гордыня не знает границ. Кто ты такой, чтобы разрушать наши устои?

Ганс. А если эти устои ошибочны?

Отец. Хватит ломать комедию! Вот что! Мы решили с матерью, что с сегодняшнего дня ты будешь сидеть дома.

Ганс. А университет?

Отец. Университет и дом – вот два места, в которых тебе будет дозволено находиться.

Ганс. Ты думаешь, что сможешь меня удержать?

Отец. Не дерзи отцу! Если в тебе осталась хоть капля совести, ты не посмеешь ослушаться родителей.

Ганс. Что же… Мне придется уйти из дома.

Отец. Что?

Ганс. Я давно об этом думал, папа. Мы с вами – с тобой и матерью – совсем разные. Мы не понимаем друг друга. Мы говорим с вами как будто на разных языках.

Отец. Тебя в университете научили этим словечкам?

Ганс. Нет. Просто я много думал об этом. Мне иногда кажется, что вы – вовсе не мои родители, а мои родители живут где-то в другой стране…

Отец пристально посмотрел на Ганса и со всего размаху залепил сыну оплеуху.

Отец. Молокосос! Тварь! Щенок!

Ганс (подставляя другую щеку). Можешь ударить меня еще раз, если хочешь. В застенках городской тюрьмы я привык к такому обращению…

Отец по-стариковски тяжело сел на кровать Ганса, опустил голову и заговорил тихо, как человек, который вдруг осознал, что случилось непоправимое.

Отец. Куда ты собрался, Ганс?

Ганс (пожав плечами). Все равно… Уеду, как только подвернется случай.

Отец. Нет, Ганс, нет. Ты – мой единственный сын, я никуда тебя не отпускаю.

Ганс сел рядом с отцом и взял его за руку.

Ганс. Тебе придется, отец. Я не могу здесь больше жить.

Отец. Но все-таки объясни мне, в чем дело. Свобода и все такое прочее – это, конечно, хорошо, но в чем конкретная причина твоего нежелания жить с нами?

Ганс. Ты все равно не поймешь, папа…

Отец. И никто не поймет. Потому что все, что ты говоришь, – ересь.

Ганс. Знаешь, зачем мы учим нищих читать? Затем, чтобы они научили этому своих детей, и их дети больше не работали в шахте за ту жалкую плату, за которую в ней работают люди. Для того чтобы им не приходилось просить подаяние, как приходится это делать их родителям.

Отец. Какое дело тебе до попрошаек, деревьев, кошек и собак? Ведь ты сам – не нищий, не дерево, не кошка и не собака. Ты – сын аптекаря. Пусть бедного аптекаря, но ты знаешь, как много нам пришлось с матерью продать, чтобы ты мог учиться… Ты не можешь уйти, Ганс! Ты не можешь вот так вот взять и бросить нас с матерью.

Ганс. Мне здесь нечем дышать, папа.

Отец. Это блажь! Это глупость! Это все твои фантазии! Мы хорошо живем. Пусть небогато, но мы живем, слава богу, на кусок хлеба нам хватает. Если ты станешь врачом, будет хватать и на большее.

Ганс. Кругом невежество, грязь, дикость, жестокость, а я должен, по-твоему, закрыть глаза и довольствоваться тем, что в доме всегда есть кусок хлеба?

Отец. Зачем ты думаешь о других, Ганс? Думай о себе. Только о себе.

Ганс. Я так не могу…

Отец. Ганс, не бросай нас с матерью, прошу тебя.

Ганс. Я буду навещать вас.

Отец. Мы не сможем без тебя, сынок.

Ганс. Я бы очень хотел остаться, папа. Но я не могу. Меня повесят рано или поздно, ты что, не понимаешь?

Отец. Не высовывайся лишний раз, и все будет хорошо. Ты станешь врачом, уважаемым человеком… А про этот случай к тому времени все забудут…

Ганс. Мне не нужно, чтобы люди забывали. Я не могу жить в городе, где молчаливое большинство думает так же, как ты.

Отец. Ты еще слишком молод. Эти твои мысли пройдут. И что за поколение нынче? Им во всем нужно выскочить, показать себя, добиться правды. Мы для них – старье, посмешище, наши взгляды, наши устои – позапрошлый век. Как жить среди них? Как их понять? Ведь понять их невозможно… Не почитают Господа, не ходят в церковь, смеются над властью… Видно, пришли последние времена на