Измена. Ты не защитил меня - Энди Дорн

— Дыши со мной, — говорю я, показывая пример. — Вдох… медленный выдох. Еще раз. Вдох… выдох.

Мой голос действует как лекарство.

— Вот так, молодец, — шепчу я, видя, как ее дыхание постепенно выравнивается. — Еще раз. Я считаю до десяти, а ты дышишь. Один… два… три…

Она слушает мой голос, цепляется за него, как за спасательный круг. Дрожь постепенно утихает. Цвет возвращается к щекам. Дыхание становится глубже и реже.

— … восемь… девять… десять. Отлично, Ксюш. Ты справилась.

Аккуратно, стараясь не испугать, я протягиваю ей руку. Она смотрит на нее несколько секунд, потом медленно берется за мою ладонь. Ее пальцы холодные и все еще слегка дрожат, но хватка крепкая.

Помогаю ей сесть, потом встать на ноги. Она шатается, и я инстинктивно обхватываю ее за талию, чтобы поддержать. На мгновение она напрягается от прикосновения, но не отстраняется.

— Что за хрень тут происходит⁈ — раздается голос Дениса.

Я забыл про этого придурка. Он поднялся с асфальта, отряхнул куртку и теперь смотрит на нас с каким-то возмущенно-требовательным видом. Словно мы ему что-то должны.

— Ксюш, ты мне говорила, что разводишься! — продолжает он, тыча в мою сторону пальцем.

В его голосе слышится обида, словно это мы его обманули, а не он бросил больную женщину на произвол судьбы.

Ярость снова поднимается во мне волной. Я осторожно отпускаю Ксюшу, проверяю, что она крепко стоит на ногах, и поворачиваюсь к Денису.

— Ты все еще здесь? — рычу я, делая шаг в его сторону.

Денис шарахается назад, спотыкается о собственные ноги. Он видит, что я не шучу. Что готов растерзать его прямо здесь, на этой дороге, если он не исчезнет через десять секунд.

Он разворачивается и почти бежит к своему Форду. Двигатель заводится, и машина срывается с места. Красные огни задних фонарей быстро исчезают в темноте.

Я смотрю ему вслед и чувствую мрачное удовлетворение. Пусть катится к черту со своими романтическими планами. Трус гребаный. При первых же трудностях сбежал, как последняя крыса.

Но радость от его исчезновения длится недолго. Я поворачиваюсь обратно к Ксюше, и сердце снова сжимается от боли.

— Ксюш, — осторожно зову я, беря ее за руку. — Как ты себя чувствуешь?

Она поднимает на меня глаза, и в них такая боль, такая усталость, что я готов провалиться сквозь землю. Это я довел ее до такого состояния.

— Пройдет, — шепчет она едва слышно. — Уже проходит.

Рука Ксюши холодная и тонкая в моей ладони. Слишком тонкая. Я чувствую, как она дрожит, и хочу обнять ее, укрыть от всего мира, защитить от всех бед. Но знаю, что не имею права.

— Давай я тебя до двери доведу, — говорю тихо, боясь спугнуть эту хрупкую близость между нами.

Она кивает, не поднимая глаз. Я осторожно обхватываю ее за талию, чувствую, как она на секунду напрягается, но потом позволяет мне поддерживать ее. Под моими пальцами ощущается ее хрупкость — она стала такой худой, что кажется, будто сейчас сломается от одного неосторожного движения.

Мы медленно идем к дому. Всего несколько метров, но каждый шаг дается ей с трудом. Я чувствую, как она опирается на меня, доверяет мне свой вес, и это одновременно самое счастливое и самое мучительное ощущение в моей жизни. Счастливое — потому что она рядом, она позволяет мне помочь ей. Мучительное — потому что вижу, во что превратилась моя Ксюша, моя нежная девочка, которая когда-то светилась изнутри, как маленькое солнце.

Ее тело под моей рукой кажется невесомым, хрупким, как фарфоровая статуэтка. Я боюсь сжать сильнее, боюсь причинить ей боль. Но в то же время не хочу отпускать, хочу запомнить это ощущение — ее близость, ее тепло, едва уловимый аромат ее волос.

— Осторожно, — шепчу я, когда она слегка спотыкается на неровном асфальте.

Моя ладонь мягко направляет ее, поддерживает. Я чувствую, как под тонкой тканью пальто движутся ее ребра при каждом вдохе. Она дышит неровно, еще не до конца отошла от приступа.

Мы доходим до крыльца. В желтом свете фонаря я вижу ее лицо. На щеке видны дорожки от слез. Я хочу стереть их, хочу прижать ее к себе и шептать, что все будет хорошо, что я никогда больше не причиню ей боль.

Но вместо этого осторожно отпускаю ее талию, когда она берется за ручку двери. Мои руки остаются в воздухе еще секунду на случай, если она снова пошатнется. Но Ксюша стоит твердо.

— Спасибо, — говорит она тихо, не поднимая на меня взгляд.

Голос хриплый, усталый. В нем нет ненависти, которая была раньше. Но нет и тепла, которое когда-то согревало мою душу.

— Ксюш, — начинаю я, делая шаг ближе.

Но она качает головой.

— Пожалуйста, — прошу я отчаянно. — Давай поговорим. Хотя бы пять минут.

Глава 28

Максим

Она останавливается, рука замирает на ручке. На мгновение мне кажется, что она повернется, что скажет «да». Что даст мне шанс объяснить, попросить прощения, рассказать, как сильно я люблю ее.

— Не сейчас, — шепчет она, не оборачиваясь. — Я не могу сейчас.

Ключи дрожат в ее руках. Наконец замок щелкает. Дверь открывается, и теплый свет из прихожей падает на крыльцо. Ксюша переступает порог и медленно закрывает дверь.

Я остаюсь стоять на дорожке, глядя на закрытую дверь. В ее окне зажигается свет. Тень мелькает за занавеской, и я знаю, что она смотрит на меня.

Иду к машине, чувствуя себя совершенно опустошенным и одновременно полным надежды. Она не прогнала меня. Не кричала, не швыряла в меня чем попало. Позволила помочь, поддержать ее. И в конце поблагодарила.

Может быть, совсем маленький, микроскопический, но все-таки шанс у меня есть.

Сажусь в машину, завожу двигатель, включаю печку. На улице холодно, мартовские ночи еще злые, зима не хочет сдавать свои позиции. Откидываю спинку сиденья, устраиваюсь поудобнее.

Завтра я снова попробую с ней поговорить. И послезавтра тоже. Буду пытаться каждый день, пока она не выслушает меня. Пока не поймет, что я готов на все, чтобы вернуть ее любовь.

В ее окне все еще горит свет. Я смотрю на этот теплый желтый квадратик и чувствую что-то похожее на покой.

Она рядом. Живая, дышащая, настоящая. И сегодня, хоть и ненадолго, но я снова был ей нужен. Защитил ее