Погребальные обряды и культ предков. От завета Одина и некромантии до упырей и похорон Ярилы - Владимир Яковлевич Петрухин

сжечь на костре. И дело было, скорее, не в возврате к языческому «веку сожжений», а в традиционной для Средних веков расправе с трупом виновника. Аналогичным образом в Европе поступали с телами «еретиков», вина которых открывалась после смерти. Умерший также предсказал вдове ее судьбу – жизнь благочестивой христианки. Напомню, что такое пробуждение мертвеца в народной традиции славян именовалось обмиранием.

Сага о гренландцах содержит также описание погребального обряда, далекого от христианского канона. Умерших хоронили не в освященной земле, а возле их усадеб. В могилу вбивали столб, но он не выполнял функцию кола, призванного пригвоздить вампира к земле. Столб выкапывали, когда на усадьбу приезжал священник: в отверстие вливали святую воду и совершали отпевание. После посмертного пророчества Торстейна вдове тела гренландцев свезли в церковь.

Более радикальным было отношение к ходячей покойнице в Полесье. Некая женщина умерла после агонии и ночью вернулась в дом. Ее муж видел, как она мыла посуду и затопила печь. После нескольких ночных посещений перепуганный вдовец отправился к священнику, который велел собрать общину, чтобы нарубить осиновых кольев. Раскапывать могилу христианам запрещалось, поэтому пришлось пробивать землю и доски гроба, чтобы пронзить мертвой грудь. Прочими кольями забили все норы вокруг, ведь и через норку грызуна неупокоенный дух мог проникнуть в мир живых.

Строптивый характер не позволял мертвецам спокойно лежать в могиле, и рассказы об их проделках продолжали распространяться даже после средневекового «века саг». Уже в XVIII веке в Исландии была записана быличка об обмирании некоей Тордис или Дисе, помешанной на нарядах, что раздражало ее брата Бьяртни. Вырядившись, она навязалась в спутницы брату, однако они попали в метель и заблудились. Бьяртни попытался найти дорогу и ко всему прочему потерял сестру. Его отогрел хуторянин и отправился с ним на поиски Дисы, которую они обнаруживали замерзшей в момент справления нужды. Когда ее попытались распрямить, Диса издала страшный рев (недаром ее имя отсылает к демоническим девам судьбы). Замерзшую Дису принялись успокаивать, обещая похоронить по-христиански, хоть и сомневались, что «живой мертвец» этого достоин. Впрочем, нашлось иное средство, которое ненадолго оживило Дису, – исландская водка. Взяв мертвую, друзья вернулись на ближайший хутор, но хозяин отказался впустить их, потому что заметил, что их сопровождает покойница. Однако закон гостеприимства был все же соблюден, и Бьяртни уложил труп сестры в соседнем строении. Хозяева, правда, принялись размахивать посохами с железными наконечниками, ведь нечистая сила боялась всякого заостренного железа. Брат все же похоронил сестру по-христиански, но та являлась ему во сне, а дети его умирали в раннем возрасте. Убивала она и скотину, набрасывалась на людей, то есть вела себя так, как вели мужские «живые мертвецы».

В быличке не говорится, как людям удалось усмирить этого выходца из могилы, но другие истории свидетельствуют, что применялись вполне дохристианские способы расправы. Некий легкомысленный хуторянин увидел, как злобная старуха упала с лестницы и сломала себе шею. Он успел сказать ей, что она отправится в ад. Та сумела пригрозить супостату, и его в самом деле во сне стал душить призрак. Пришлось обратиться к колдуну, который посоветовал использовать традиционный способ борьбы с вампиром: отрезать мертвой голову и приложить к заду. Преследуемый отважился на такой обряд, и злой дух отстал от живого[80].

Супружеская привязанность была свойственна живым и мертвым во все времена. В архаическом обществе папуасов практиковалась полигамия, и дух умершей жены мог принять облик живой, чтобы завладеть мужем и заманить его на тот свет. Избавиться от призрака можно было, накормив его земной пищей или подсунув нечто несъедобное, например раскаленный камень. Пища мира живых была неприемлема для мертвых, как и пища покойников для мира людей.

Привязанность к детям сохраняла умершая мать. В полесской быличке умершая в родах женщина навещала ребенка, который днем не ел и не давал покоя своим криком. Мать кормила его грудью и успокаивала по ночам. Гостью с того света подстерегли, осветив ночью дом, и она удалилась со скорбным видом, а малютку нашли мертвым. Таким образом, материнская привязанность обрекала младенца, поскольку умершая мать хотела забрать его с собой.

Набирающему силу христианству, однако, удалось примирить тот и этот свет. Благочестивая Торгунна из «Саги о людях с Песчаного берега» велела похоронить ее там, где должен возникнуть епископский престол. Несмотря на то что она еще «по-язычески» ценила свое богатство, женщина велела отдать драгоценности заботившимся о ней хозяевам и клирикам, а постельное белье сжечь после смерти, как принято было поступать со всяким бельем, с которым соприкасался мертвец. Однако наследники не выполнили ее наказа. Когда они повезли усопшую Торгунну к месту погребения, она встала из гроба и приготовила еду. Эта еда не причинила вреда живым, тем более что ее окропили святой водой. Однако нарушение завета о белье не осталось безнаказанным. На хуторе стали появляться живые мертвецы, и белье пришлось сжечь и отслужить молебен. Тогда хождение мертвецов прекратилось.

Баллада о мертвом женихе и век викингов

Чем глубже мы проникаем в смысл архаических мифов и культов, тем отчетливее становится значимость, которую придавали им скандинавы-язычники. К древним языческим временам относится романтический сюжет европейских баллад о преданной невесте, которая ждет ушедшего в поход жениха, пока за ней не является призрак и едва не уносит ее в могилу. Тогда люди думали, что верные влюбленные следуют друг за другом на тот свет.

Одна из героических песен «Старшей Эдды», «Вторая песнь о Хельги, убийце Хундинга», рассказывает о преданной жене Хельги – героя из рода Вёльсунгов, брата знаменитого Сигурда. Имя Хельги значит «Священный», «Посвященный». И действительно, вся его жизнь была посвящена деяниям, достойным Вальхаллы. Этот конунг-викинг совершил многие боевые подвиги, в которых ему помогала валькирия Сигрун, дочь конунга Хёгни. Тем не менее жертвой ярости Хельги стал отец Сигрун. Узнав об этом, Сигрун стала оплакивать родителя, а Хельги принялся утешать деву: такова ее судьба – стать валькирией Хильд для своих родичей. Валькирия Хильд воскрешает для вечной битвы своего возлюбленного Хедина и отца, которого тоже зовут Хёгни. Сигрун ответила Хельги, что мечтает оживить всех убитых и потом оказаться в его объятьях.

Имя Хильд стало нарицательным в эпической и скальдической поэзии. Битва в скальдических стихах описывается как брак с Хильд: глава войска разламывает кольцо, чтобы вручить ей свадебный дар, а возлюбленная Хедина готовит брачное ложе для шлемоносцев. Но это ложе – поле боя!

Любителям русской словесности хорошо известна эта метафора. В «Слове о полку Игореве» битва с половцами на реке Каяле описывается как брачный