Союз Сталина - Василий Васильевич Галин

ради, работы! Не умирать же намъ». Работа такая, что «на весь вѣкъ калѣкой будешь. Проработайка съ 6-ти часовъ утра до 6-ти вечера съ пустымъ брюхомъ и на холодѣ! Безъ спины, безъ рукъ приходить…»[695].

Особенно возмущала наблюдателей спешная, случайная организация и, как следствие, бессмысленность и бесцельность этих работ. «Планъ общеетвенныхъ, общеполезныхъ работъ, – указывали они, – долженъ быть выработанъ значительно ранѣе появленія голода»[696].

В СССР принудительный характер общественных работ, помимо политической составляющей, был вызван тем, что резкий наплыв, спасающихся от голода, раскулачивания и коллективизации крестьян в города, привел к взрывному росту их перенаселенности, и как следствие – к всплеску преступности. Для борьбы с этим, приобретшим массовый характер явлением, в мае-июне 1935 г. были реанимированы «милицейские тройки», упраздненные в июле 1934 г., в целях ускоренного вынесения приговоров (с наказанием не более 5 лет лишения свободы) уголовникам и «деклассированным» (людям без определенного места жительства, занятий, нарушителям паспортного режима, нищим). Решения тройки утверждались Особым совещанием при НКВД СССР.

Подобное явление наблюдалось и во времена реформ П. Столыпина, когда продавшие землю крестьяне хлынули в города, которые не успевали создавать необходимое количество рабочих мест[697]. Этот факт констатировал в 1913 г. I Всероссийский сельскохозяйственный съезд: «развитие обрабатывающей промышленности не дает надежды на безболезненное поглощение обезземеливающегося населения»[698].

Массовый приток крестьян в города привел к взрывному росту рабочего движения: в 1911 г. бастовало 105 тыс., в 1912 г. – более 1 млн., в первом полугодии 1914 г. – 1337 тыс. рабочих[699]. Советник императора А. Клопов писал Николаю II уже в марте 1913 г.: «Наша современная жизнь стоит на вулкане…»[700]. Внутреннее напряжение дошло до того, что 18 октября 1913 г. в письме министру внутренних дел Н. Маклакову Николай II требовал: подготовить «роспуск Думы и объявление Питера и Москвы на положении чрезвычайной охраны…»[701]. Поднявшаяся революционная волна была остановлена только начавшейся мировой войной[702].

Но если в 1909–1913 гг. в России городское население, за счет притока крестьян, увеличилось ~ на 5 млн. чел. (с ~20 до 24,7 млн. чел.), то в 1929–1932 гг., – не менее чем на 11 млн. (с 27,6 до ~38,7 млн.)[703]. Создание системы ГУЛАГа убирало из городов легковзрывоопасный «материал» и одновременно политическую оппозицию, которая могла воспламенить его.

Вместе с политической и социальной задачей, создание ГУЛАГа разрешало еще одну проблему, которая лежала в основе его крайней ожесточенности. Этой проблемой являлась крайняя ограниченность Капиталов, которых не хватало для создания, сколь-либо человеческих условий для организации и проведения работ. Для естественного освоения новых территорий требовался прежде всего Капитал, для постепенного создания необходимых жизненных и производственных условий. Но этого Капитала и времени для его накопления не было. Недостаток Капитала компенсировался физическим принуждением к труду, голодом и страданиями заключенных.

Применение дешевого труда заключенных являлось экономически оправданным только в условиях острой нехватки Капитала и технической отсталости страны: «Подобно тому, как в начале войны миллионами солдатских жизней удалось замедлить каток фашистского наступления и дать время эвакуированным заводам запустить на полную мощность производство боевой техники, подобно этому, – отмечают Л. Гордон и Э. Клопов, – на начальных стадиях форсированной индустриализации дешевый труд миллионов доиндустриальных работников – но преимуществу бывших крестьян или «заключенных – рабов» – оказался одним из средств замещения недостающего Капитала и квалификации»[704].

Эти выводы подтверждает сопоставление динамики экспорта и доли заключенных в общей численности населения (Гр. 11): численность заключенных стала расти только с началом мировой торговой войны, приведшей к падению экспорта и соответствующему сжатию источников необходимого Капитала и получаемых по импорту технологий. «Восстановление торговли, жизненного комфорта, простых экономических мотивов, – замечал в этой связи, говоря о Советской России, Дж. Кейнс, – не способствуют экстремистским доктринам насилия и тирании, являющихся детьми войны и отчаяния»[705].

Гр. 11. Количество заключенных и экспорт из СССР, 1935 г. = 100[706]

Заключенные стали основной силой для освоения новых, суровых и отдаленных территории Севера, Сибири и Востока России, куда даже под страхом принуждения никто не стремился. В качестве примера немецкая исследовательница С. Шаттенберг приводит строительство Комсомольска на Амуре, которое началось с массового дезертирства добровольцев: С. Герасимов в своем фильме «Комсомольск» (1932 г.) показывает, как «корабль у пристани буквально трещит по швам от натиска желающих покинуть стройку»[707]. Президиум ВСНХ еще в октябре 1929 г. указывал, на то что «ожесточенное сопротивление» отправке в провинцию стало «массовым явлением» и угрожает планам индустриализации периферийных регионов[708]… «В Москве, в Ленинграде, в Харькове они, – писал директор Кузнецкстроя о присылаемых к нему специалистах, – расценивали свой «добровольно принудительный выезд в Сибирь, на Кузнецкстрой, почти как на ссылку»[709].

В этих условиях ГУЛАГ приобрел свое собственное экономическое значение: всего, по подсчетам М. Геллера и А. Некрича, заключенные производили примерно 20 % общих строительных работ страны. В годы первых пятилеток система ГУЛАГ по объему выпускаемой продукции занимал первое место среди всех наркоматов. Предприятия НКВД производили кирпич в Хабаровском крае, на Ухте добывали нефть (план 1941 г. – 250 тыс. т). Заключенные выдавали 40 % общесоюзной добычи хромитовой руды[710].

Представление о месте НКВД в советской экономике дает план капитальных работ на 1941 год. Их общий объем выражался в сумме 37 650 млн. руб. (без наркомата обороны, военно-морского флота и путей сообщения). Из них на долю НКВД приходилось 6 810 млн. руб. или 18 %, значительно больше, чем на долю любого другого наркомата. Из предназначенных к вводу в действие в 1941 г. объектов общей стоимостью в 31 165 млн. рублей на долю НКВД приходилось 3 860 млн. рублей или более 12 %[711].

* * *

Всего с 1921 по 1954 гг. репрессиям, по разным оценкам, подверглось 15–20 млн. человек, из них за контрреволюционные преступления – 3,8 млн., в том числе к высшей мере – 642980 человек, к содержанию в лагерях и тюрьмах – 2369220, к ссылке и высылке – 765180 человек[712]. С 1931 по 1959 гг. во всех местах заключения (лагерях, колониях и тюрьмах) умерло 1 749 489 человек, в том числе за время войны 1941–1945 гг. ~ 1 млн. человек (Гр. 12). Однако трагедия ГУЛАГа измеряется не только количеством умерших, но и условиями содержания заключенных, которые, особенно на Севере, представляли собой настоящую пытку холодом, голодом и побоями.

В первом приближении, представление об этих условиях дает письмо Л. Берии на имя В. Молотова от 17 апреля 1939 г., в котором отмечалось: «Существующая в ГУЛАГе НКВД СССР норма питания в 2000 калорий рассчитана на сидящего в тюрьме и не работающего человека. Практически и эта заниженная норма снабжающими организациями