Союз Сталина - Василий Васильевич Галин

Советах, революционной эпохи, и в переходе к классической западноевропейской модели, основанной на двух самостоятельных ветвях власти – законодательной и исполнительной[760]. В этих целях Сталин поручил перевести, опубликовать и организовать «обстоятельный критический разбор конституций основных буржуазных стран на страницах печати»[761]. Третьей ветвью власти, по сути, должна была стать судебная, для которой впервые декларировались независимость судей, подчиненность их только закону, открытость разбирательств во всех судах, а также устанавливалось избрание народных судей (низшей судебной инстанции)[762].

Сталин, отмечает Ю. Жуков, недвусмысленно подчеркивал, что ни о какой диктатуре пролетариата речи больше быть не может. В основе новой системы власти, указывал он, лежит «расширение базы диктатуры рабочего класса и превращение диктатуры в более гибкую, стало быть, более мощную систему государственного руководства обществом»[763]. Не случайно в проекте Новой Конституции 1936 г., по словам Ю. Жукова, исчез важнейший первый раздел Конституции 1924 г. – «Декларация об образовании Союза Советских Социалистических Республик», наиболее идеологизированная часть конституции, подчеркивавшая исключительность политического строя страны. «Проект Новой Конституции носил явно деполитизированный характер, например, слово «социалистический» было использовано только в трех статьях»[764].

«По новой конституции выборы будут всеобщими, равными, прямыми и тайными, – пояснял Сталин в интервью одному из руководителей американского газетного объединения «Скриппс-Говард ньюспейперс» Р. Говарду в марте 1936 г., – Вас смущает, что на этих выборах будет выступать только одна партия. Вы не видите, какая может быть в этих условиях избирательная борьба. Очевидно, избирательные списки на выборах будет выставлять не только коммунистическая партия, но и всевозможные общественные беспартийные организации… Наша новая избирательная система подтянет все учреждения и организации, заставит их улучшить свою работу. Всеобщие, равные, прямые и тайные выборы в СССР будут хлыстом в руках населения против плохо работающих органов власти…»[765].

Необходимость подобных мер, пояснял заведующий отделом руководящих партийных органов Г. Маленков, диктовалась тем, что первые секретари создают чуть ли не повсеместно своеобразные личные кланы партбюрократии…, потворствуя открытой лести, подхалимажу, зазнайству и самодовольству[766]. Другим мотивом обновления Конституции, была необходимость создания механизма естественной ротации кадров: «Мы, старики, скоро отойдем, сойдем со сцены, – отмечал Сталин, – Это закон природы. И мы бы хотели, чтобы у нас было несколько смен»[767][768].

Все необходимые документы, для предстоящих альтернативных выборов были подготовлены комиссией Я. Яковлева в установленный срок[769]

И в день открытия пленума ЦК объявлявшего о начале избирательной кампании, 12 октября… Яковлев был арестован[770]’. Еще 7 октября Сталин и Молотов от имени Политбюро приняли постановление, ликвидировавшее прежде декларированное равноправие ВКП(б) и общественных организаций при подготовке и проведении выборов.

А 11 октября на пленуме Молотов объявил, что Параллельные кандидаты на выборах необязательны, а доля беспартийных должна составлять – 20 – 25 %[771]. При этом Молотов указал, что «вся работа по выдвижению кандидатов должна быть по-настоящему под контролем и руководством парторганизаций…»; кроме этого, необходимо обязательно тщательно проверить «состав… избирательных комиссий»[772]. По словам Ю. Жукова, эти события 7–11 октября, по сути, являлись «безоговорочной капитуляцией сталинской группы, ее полным и окончательным отказом от прежних идей и намерений»[773].

* * *

Причина этого отказа, считает Ю. Жуков, крылась в том ожесточенном сопротивлении, которое оказала сталинским идеям новой конституции оппозиция, которую он условно разделил на политическую и партийно-бюрократическую (партократию).

Политическая оппозиция

Первой, потенциальную угрозу «сталинской группе», несла политическая оппозиция, выросшая в революционной борьбе и закаленная в огне гражданской войны. Ее особенностью являлся тот факт, что она появилась и оформилась в результате слияния русского бунта и западной революционной мысли.

Идея мировой революции наполняла Русскую революцию возвышенным миссионерским смыслом: «Большевики обещали мир и землю. Они обещали и больше: что рабочие всего мира должны будут подняться и навсегда положить конец войне, и капиталистической эксплуатации. Их мечтания и сны этой ночью были грандиозны, планы колоссальны, и они знали, что эти мечты и планы могли быть использованы в будущем всем остальным миром, возможно, как образец для подражания, а возможно, как ужасный пример и трагическое предостережение. Это был час, – писала в Октябре 1917 г. американская журналистка Б. Битти, – когда каждый нуждался в общей вере, что человечество марширует вперед, и неважно, как много членов семьи было потеряно по пути. На рассвете рота Красной гвардии выступила с Выборгской стороны – мужчины, чье вооружение состояло из винтовки на плече и твердой веры, что час пролетариата настал и что они – защитники дела рабочих всего мира…»[774]

Все Великие революции несут в мир миссионерскую идею, провозглашая своей целью высшие идеалы: английская революция несла миру идею свободы, американская – демократии, французская – равенства и братства, русская – социальной справедливости. Без этой миссионерской идеи Русская революция 1917 г., начавшаяся с буржуазно-демократического февральского переворота, закончилась бы последним «бессмысленным и беспощадным», распадом и самоуничтожением государства.

Именно возвышенная идея мировой революции сплотила массы и повела их за собой. «Вы должны понять, – пояснял ее значимость в 1935 г. писатель и большевик П. Михаильский американскому послу, – мировая революция – наша религия; и среди нас нет ни одного человека, кто в конечном счете не восстал бы даже против самого Сталина, если мы почувствуем, что он уходит от дела мировой революции»[775]. Однако понимание конкретного значения Русской революции для мировой, у В. Ленина и «левой оппозиции» было диаметрально противоположным: для Ленина Русская революция должна была стать прежде всего примером, для «левой оппозиции» – только первым шагом:

Жесткое противоборство между национальной и интернациональной идеями революции проявились уже во времена Брестского мира, против подписания которого выступили группы «левых коммунистов» во главе с Бухариным и Троцким: «мы заинтересованы в том, как это отразится на международном движении… Сохраняя свою социалистическую республику, мы проигрываем шансы международного движения»[776]. При первом голосовании предложение Ленина было провалено ¾ голосов. Отказ от подписания Брестского мира привел к тому, что немцы ужесточили его условия: то «что новые условия хуже, тяжелее, унизительнее худых, тяжелых и унизительных брестских условий, в этом, – подчеркивал Ленин, – виноваты по отношению к великой российской Советской республике наши горе-левые…»[777].

Но главное, с подписанием Брестского мира, оказался разрушен тот блок большевиков с левыми эсерами, который, как подчеркивал Ленин, только и способен был предотвратить гражданскую войну. Левые эсеры выступили против «Брестского мира», обосновывая это тем, что благодаря продолжению войны «в течение ближайшей весны и лета должно начаться крушение империалистической системы…», в этих условиях «… Российская рабочая революция не может «сберечь себя», сойдя с