Союз Сталина - Василий Васильевич Галин

отпускается только на 65–70 %. Поэтому значительный процент лагерной рабочей силы попадает в категории слабосильных и бесполезных на производстве людей. На 1 марта 1939 г. слабосильных в лагерях и колониях было 200000 человек, и поэтому в целом рабочая сила используется не выше 60–65 %»[713].

Гр. 12. Процент умерших, к среднесписочному составу заключенных в системе ГУЛАГа[714]

Более глубокое понимание существовавших условий дают свидетельства людей переживших их: «Нет людей, вернувшихся из заключения, которые бы прожили хоть один день, не вспоминая о лагере, об унизительном и страшном лагерном труде. Ни один человек не становится ни лучше, ни сильнее после лагеря, – писал В. Шаламов, – Лагерь – отрицательный опыт, отрицательная школа, растление для всех»[715].

* * *

Представление об условиях и значении труда заключенных дает пример ставший символом ГУЛАГа – строительство Беломорканала: Его история началась почти за 100 лет, до строительства: «Для того, что бы оживить промышленную и торговую деятельность страны», архангельский губернатор Н. Арандаренко в 1858 г. представил в правительство проект строительства канала по которому, «водяное сообщение Онежского озера с Белым морем, делая огромный шаг в развитии народного богатства, свяжет неразрывной нитью два моря и при них два порта России: Архангельск и Кронштадт. Трудно оценить в настоящее время все выгоды этого сообщения»[716].

Спустя 20 лет, К. Случевский отмечал, что о строительстве канала: «постоянно ходатайствовали губернаторы, земство, поморы, частные предприниматели. Александр I, Николай I, Александр II были благорасположены к этой мысли, а канала все-таки нет. Геологические изыскания произведены были очень тщательно… Путь для устройства водной системы совершенно возможен; изыскания 1869, 1870, 1874 годов доказали это…»[717]. Экономическая целесообразность строительства Беломорканала была еще раз подтверждена масштабными исследованиями проведенными по инициативе министерства путей сообщения в 1886–1888 гг. По их результатам Н. Крылов писал: «Знаменательное по своему важному значению сооружение обессмертит выполнителей его и в годину испытаний окажет государству услуги, которые не оценятся миллиардами… Канал, служа делу всей России, будет иметь общегосударственное значение»[718].

Строительство канала началось 16 ноября 1931 г., когда из состава Соловецкого лагеря особого назначения была выделена отдельная структура, получившая название БелБалтЛаг, с численностью 64 тысячи заключенных. Максимальной численности она достигла к концу строительства в 1932 г. – 108 тыс. человек. Всего было проложено 227 километров водного пути, 19 шлюзов, 12 водоспусков, 51 дамба, 21 млн. куб.м. вынутого грунта. Строительство канала была завершено за 20 месяцев к 2 августа 1933 г.

Согласно официальным данным, за время строительства канала умерло в 1931 г. 1438 заключённых (2,24 % от числа работавших), в 1932 г. – 2010 человек (2,03 %), в 1933 году – 8870 заключённых (10,56 %) из-за голода в стране и аврала перед завершением стройки[719]. За три дня перевыполнения нормы общий срок сокращался на один день, практически это была работа на износ: из 12 484 досрочно освобожденных, многие умерли в течение года после освобождения. Кроме этого 59 516 чел. получили сокращение сроков, с 500 – сняли судимости.

Гр. 13. Грузооборот Беломоро-Балтийского канала, тыс. тонн[720]

Стоимость строительства составила 101 316 611 рублей в ценах 1933 г. Путь из Белого моря на Балтику сократился в четыре раза. С 1933 по 1957 гг. перевезено 25 млн. тонн грузов. Всего за срок службы – почти 200 млн. тонн. Канал оказал огромный стимулирующий эффект на индустриализацию и экономическое развитие всего прилегающего региона. И буквально через несколько часов после открытия, канал уже был использован в военно-стратегических целях: из Балтийского в Белое море была проведена эскадра кораблей, ставшая основой Северного военно-морского флота[721].

Валютный цех страны

Если бы мы этого не сделали, то мы не имели бы ни металлургии, ни машиностроения, ни тракторов и автомобилей, ни авиации и танков…

И. Сталин[722]

Еще более значимо роль ГУЛАГА проявилась в области импортозамещения и развития экспорта. Особое значение последнего определялось тем, что «80–85 % вложений в активную часть основных производственных фондов, созданных у нас в период индустриализации, т. е. основная часть машин и оборудования предприятий, построенных… в это время, приходится на долю импортированной, ввезенной из-за рубежа техники»[723].

Вот один из примеров советской программы заказов: «Трактора и запчасти на – 67 млн. долл. Комбайны на – 15 млн. долл. Специальное оборудование для нефтепромышленности (крэкинги, буровые станки, компрессоры, буровой инструмент) в сумме – 25 млн. долл. Готовые железные конструкции по типу заказанных для Сталинградтракторстроя в сумме – 10 млн. долл. Фасонное железо, специальная сталь, трубы и пр. на – 26 млн. долл. Специальное оборудование для Челябинского и Харьковского тракторных заводов, для Нижегородского автомобильного завода, специальное оборудование для металлургических заводов в Магнитогорске, Запорожье и Кузнецке. Всего на общую сумму – 62 млн. долл. Итого: 200 млн. долл… Переговоры должны вестись на следующей базе: срок кредита – 4–5-ти летний. Платежи начинаются через 12 месяцев после поставки с равномерным погашением в остальные 4 года. Стоимость кредита установить не выше 7 % годовых»[724]. Однако кредитов Советской России никто не дал…

«Наши заводы, наши шахты, наши фабрики теперь вооружены такой прекрасной техникой, которой ни одна страна не имеет…, – отмечал в 1935 г. нарком тяжелой промышленности С. Орджоникидзе, – Откуда же мы ее взяли? Мы покупали у американцев, у немцев, у французов, у англичан самые усовершенствованные машины, самые последние достижения мировой техники, и этим вооружили свои предприятия»[725]. Но для импорта необходима валюта, и получить ее можно было только за счет экспорта.

В основе советской внешней торговли лежала государственная монополия внешней торговли, установленная Декретом от 22 апреля 1918 г. «Невозможно сделать Россию промышленной страной, – пояснял В. Ленин, – без охраны ее, никоим образом не таможенной политикой, а только исключительно монополией внешней торговли»[726].

И эти идеи носили не идеологический, а сугубо практический характер: «Мне кажется, первым последствием закрытия границ, – отмечал в 1902 г. популярный правый журналист М. Меньшиков, – будет стремительный подъем русского производства. К нам точно с неба упадет тот рынок, отсутствие которого угнетает все промыслы, и которого мы напрасно ищем…»[727]. На закономерность такого решения, в российских условиях, указывал в 1918 г. и такой непримиримый противник большевиков, один из лидеров революционной либеральной деловой среды, как А. Бубликов: «Если бы у нас была сильная власть и честная администрация (выделено в оригинале), то может быть, удалось бы насильственно сократить потребность в заграничном товаре, закрывши все границы…»[728].

Ведущим источником валюты для индустриализации, до Первой мировой войны, был экспорт