Союз Сталина - Василий Васильевич Галин

Лесоэкспорт

Одним из основных в 1930-е гг. – стал лесоэкспорт, в 1936–37 гг., он давал четверть всей валютной выручки страны, т. е. больше чем вывоз хлеба и нефтепродуктов вместе взятых[729]. Половина лесоэкспорта приходилась на Северный регион:

Уже на первую пятилетку была поставлена задача, увеличить экспорт лесопродукции почти в 5 раз! Местные специалисты отвечали, что для заготовки и переработки такого количества даже не на всей территории Северного края и даже путем решительного отказа от сколько-нибудь правильного ведения хозяйства… потребуется 145 млн. рублей, но на 1929/1930 годы (половину этого срока) было отпущено только 22 млн. руб. В столь короткий срок нельзя колонизировать край (потребовалось бы, даже при условии интенсивной механизации увеличить привозную рабочую силу более чем в 10 раз, крестьян с лошадьми еще в большее число раз).

Представление об отсталости России в вопросе деревообработки наглядно дает Потребление древесины для целлюлозной и писчебумажной промышленности (Гр. 14).

Гр. 14. Потребление древесины для целлюлозной и писчебумажной промышленности на одного жителя в конце 1920-х годов, фунтов[730]

Тем не менее, в условиях отсутствия средств и фантастических планах, колонизация началась. В результате привлечения крестьян из сел северных областей на заготовку леса, строительство огромных лесозаводов (только один из них № 17, запущен в 1932 г., давал столько же пиломатериалов, сколько до революции все лесозаводы Архангельска вместе взятые) и целлюлозно-бумажного комбината, северные деревни оказались без работников, как следствие в 1932 г. не было заготовлено ни сено, ни другая сельхозпродукция, от бескормицы уже в начале осени был зарезан почти весь скот, а в конце 1932 г. на Севере начался голод: «Больше половины трудоспособной силы нашего колхоза, – сообщал о его причинах председатель А. Паршев, – находилось на лесозаготовках… На зиму остались без сена и хлеба…»[731].

В Северном крае голод 1933 г. поразил города в неменьшей степени, чем деревни. Местные органы ОГПУ доносили: «Грузчиками лесозавода № 18 вылавливались из воды кухонные отбросы, выброшенные моряками датского парохода «Дана»…, «капитан и штурманы парохода «Ханна Корд» бросили рабочим испорченные орехи, которые последние подбирали под издевательский смех команды парохода и т. д…» При этом многие иностранные моряки делились продуктами с портовыми рабочими[732].

Вспоминая о Вологде 1933 года, В. Тендряков писал: у «вокзального здания… сквозной березовый скверик. В нем прямо на утоптанных дорожках… валялись те, кого уже не считали людьми… Одни из них – скелеты, обтянутые темной, морщинистой, казалось, шуршащей кожей, скелеты с огромными, кротко горящими глазами… Больше всего походили на людей те, кто уже успел помереть. Эти покойно лежали…»[733]. Тем не менее, уже в 1934 г. Секретарь Севкрайкома ВКП(б) рапортовал, что план по лесозаготовкам выполнен досрочно. Одновременно – в 1929–1932 гг. в Архангельске были открыты три института: медицинский, педагогический и лесотехнический.

Но лес мало было заготовить и распилить, его нужно было еще и продать. И тут возникала еще одна проблема: за время революции и гражданской войны Россия потеряла свои внешние рынки сбыта лесопродукции. Ситуация значительно ухудшилась с началом Великой Депрессии, когда введение протекционистских таможенных пошлин и квот ведущими странами мира, привело к падению мирового товарного рынка. «Емкость нашего внешнего лесного рынка весьма ограничена, – сообщали архангельские спецы, – а наличие больших конкурентов делает проблему советского лесоэкспорта еще острее». Вернуться на рынок и выполнить план по лесоэкспорту СССР мог только за счет демпинга. Именно тогда стал широко применяться дешевый труд заключенных.

Согласно государственному плану развития народного хозяйства СССР на 1941 г., НКВД обеспечивал 50 % заготовок и вывоза леса на Дальнем Востоке, в Карело-Финской АССР и в Коми АССР, более трети в Архангельской и Мурманской областях, от одной пятой до одной четвертой в Ярославской, Горьковской. Молотовской, Свердловской областях и в Краснодарском крае. НКВД занимался также заготовкой и вывозкой леса еще в 32 областях, автономных и союзных республиках[734]. И план по лесоэкспорту был выполнен (Гр. 15)

Гр. 15. Тренд экспорта из Северного региона, цены ФОБ в млн. зол. руб.[735]; грузооборот архангельского и приписанных к нему портов, млн. тонн[736]

Норильский никель

Норильский Никель практически контролирует месторождение с 35 % разведанных мировых запасов никеля, 10 % меди, 14 % кобальта, 55 % палладия, 20 % платины, с крупными залежами угля и серебра. «Норильский никель» разрабатывал, возможно, самое богатое в мире месторождение руды с исключительно высоким содержанием металла[737]. Значение Норильского никеля подчеркивает тот факт, что до середины 1930-х гг. никель целиком и полностью импортировался из-за границы, причем с 1930 по 1935 гг. ввоз никеля удвоился[738].

Историю разработки месторождения можно отнести ко второй половине XIX века, когда купец 1-й гильдии и член 25-ти научных обществ М. Сидоров (1833–1888), основал там первые горнорудные предприятие и направил Александру III, записку о перспективах их освоения. На это канцелярия, в лице ген. Зиновьева ответила, что проповедовать такие идеи могут только помешанные[739]. Проблема освоения Норильского месторождения заключалась в его большой отдаленности и труднодоступности: летом от Красноярска до Дудинки почти 2 000 км. по Енисею, а затем по суше всего 90 км. Но даже эти расстояния меркнут в сравнении с его нахождением – за Полярным кругом, с субарктическим климатом, зимой до – 50ºС.

Разработка месторождений продолжалась промышленниками энтузиастами. Даже во время гражданской войны геологические исследования не прерывались, первая геологическая партия была послана туда советским правительством в 1919 году.

Попытки освоения месторождения непрерывно велись с 1924 до 1935 года, но были малоуспешными из-за необходимости колоссальных капиталовложений. В июне 1935 г. правительство начало новый проект, реализовать который, даже по мнению авторов Черной книги коммунизма, можно было только силами заключенных. История никелевого комбината в Норильске за Полярным кругом действительно началась только после передачи его в 1935 году в ведомство НКВД. Согласно промфиплану, среднегодовая потребность Норильскстроя в рабочей силе составляла 8800 заключенных и 200 вольнонаемных, преимущественно бойцов ВОХР. Годовая экономия от использования «рабсилы» составляла не менее 45 млн. рублей[740]. В 1940 году соотношение заключенных и вольнонаемных работников Норильлага составляло 4:1[741].

Гр. 16. Численность заключенных в Норильлаге на 1 января соответствующего года, тыс. человек[742]

Почти 70 лет, в том числе во время