Творчество - Павел Владимирович Виноградов

— Я писала о себе, о своих друзьях, о своем поколении. Я сумела полностью раздеться, оставшись полностью одетой. Я предельно откровенна, это читатель уже ощутил. Но что из этого вытекает? Читатель вправе делать обо мне любые предположения, исходя из моего текста. Это право я дала ему по доброй воле. А где кончаются права читателя? Никто не имеет права выпытывать у меня — что в романе придумано, а что было на самом деле? Здесь я — вполне желаю сохранять свою приватность. О юной тамошней Нелли Чудиновой — думайте, что хотите. Здешняя Елена Петровна Чудинова себя допрашивать не позволит. Это — провокационный роман, роман-дразнилка. Таким он и останется.

— Одиннадцать лет назад мы беседовали с вами по поводу вашего романа «Мечеть Парижской Богоматери». Вы считаете, что события в Европе развиваются именно так, как вы предвидели?

— Одиннадцать лет… Да, время бежит. «Мечеть»-то уже классика: что ни год — новый флажок на карте… Боюсь, что общеевропейская ситуация развивается много хуже, чем мне казалось в самых плохих предчувствиях. Вспомним хотя бы то, что было в прошедшем году: массовые теракты в Париже и в Ницце, убийство священника во время мессы в Руане. Конечно, цифру 2048 (год, в который происходят события романа. — П.В.) я взяла символически, но, по всему судя, до нее Старая Европа может и не дожить. Хотя — Господь не без милости. Коль скоро атака перешла в открытую фазу раньше, чем общество оказалось полностью деморализовано, у него еще есть шанс сплотиться перед угрозой.

— «Мечеть» — антиутопия, а «Побѣдители» — утопия. Вы надеетесь, что этот роман тоже может воплотиться в реальной жизни? Или для вас это просто добрая сказка?

— Я не стала бы тратить года жизни на сказку. Как я сказала на презентации книги, бывают разные певцы. Один слагает красивую песню после боя, прославляя победителя. Другой поет для того, чтобы его услышали будущие герои, чтобы пошли на битву. Мне хотелось передать «восторг быть русским». Это сейчас очень нужно. Наша вера в себя, в свои силы — подорвана. Даже художественная литература может сослужить добрую службу в созидании более счастливого завтрашнего дня.

— Пока ни Россия, ни Франция, в отличие от того, что описано в «Побѣдителях», не являют воли к восстановлению монархии. Однако описанный вами — на первый взгляд абсолютно невероятный — поворот к монархии в США парадоксально коррелирует с реальностью. Конечно, победа Трампа — это не восшествие на престол, однако все же некая чувствительная встряска американских устоев. Вселяет ли в вас оптимизм наметившееся поправение политического мейнстрима?

— История непредсказуема. Кстати, США ведь вполне могли стать и монархией в начале своего пути, просто сейчас об этом все забыли. В книге я напоминаю об этой странице истории. А когда, к примеру, Жан Батист Бернадот (наполеоновский маршал, ставший королем Швеции и Норвегии. — П.В.), отвратительная фигура истории, умер, причем умер королем Карлом Юханом, бальзамировщики обнаружили на его груди татуировку — «Смерть королям!» При жизни сей король был, знаете ли, странно застенчив — даже купался в рубахе… Все случается, самое невероятное. Не все неожиданности хороши, но победа Трампа, вне сомнения, из хороших неожиданностей. Она внушает осторожный оптимизм, меж тем, как приход к власти его соперницы был бы очевидной и абсолютной катастрофой.

— Вы встречались с лидером французского правоконсервативного «Национального фронта» Марин Ле Пен. По вашему мнению, насколько изменится политическая ситуация в Европе, если она станет президентом Франции? Вообще, какое она на вас произвела впечатление?

— Госпожа Ле Пен, так же, как и ее отец, бывший лидер «фронта» Жан-Мари Ле Пен, читали мою «Мечеть», публично ее одобряли. Поведаю не о впечатлении, а лучше о тех словах, что я сказала ей при личном знакомстве: «Мадам, сейчас я пожимаю руку президенту Франции!» И, кстати, с приходом к власти Дональда Трампа шансы Марин Ле Пен основательно возросли. Уповаю, что что-то меняется в нашем мире, меняется к лучшему.

— Но почему же все-таки монархия лучше республики?

— Мои персонажи часто цитируют философа Павла Каштанова. Повторю его формулировку. Наша цивилизация породила только три возможных политических строя. Это монархия, республика, тоталитаризм. При последнем люди поклоняются одному человеку, кумиру. Вспомним массовый психоз вокруг личности Сталина, кровавую тризну его похорон… Христианам же заповедано кумира не творить. Да и кроме того — мир, сконцентрированный вокруг кумира, зыбок. Он рушится с его смертью. Будь то Александр Македонский, Бонапарт либо Сталин-Джугашвили. Иногда их детище на несколько десятилетий переживает их, да и то не всегда. Крушение неизбежно.

Республики прочнее и комфортнее для жизни, спору нет. Но там, где отсутствует нобилитет крови, воцаряется нобилитет денег. Снова кумир, Златой Телец. Каштанов называет такую власть «тельцекратией». Это неблагородный мир, а неблагородство неустойчиво на свой лад. Мир неблагородства уж слишком материальный. А когда человек лишен высших ценностей, достаток не спасает. Он суицидален, он развратен, он не готов сражаться за свою страну перед угрозой того же ислама, что мы и видим.

Но монарх — не кумир. Монарх просто предстоятель перед Богом за свой народ. Монархия не знает ни нищеты и произвола, присущих тоталитаризму, ни сытой бессмысленности жизни, лишенной таких понятий, как верность и честь. Тоталитаризм возвеличивает единственного человека, возвышающегося над бесправным муравейником рабов, тельцекратия возвеличивает каждого человека, провозглашая наши грешные воззрения мерилом и абсолютом, и только монархия, уважая человека, развернута к Богу. Это очень кратко, конечно. Более убедительно и полно — читайте Каштанова.

— Честно: вы верите в возможность монархической реставрации в России и Франции?

— Мне некогда верить. Я над этим работаю, в меру моих скромных сил. Очень надеюсь, что в этом году во Франции выйдет мой роман «Лилея». Ну а здесь моя новая книга только начала свой путь.

— Но ведь большевики постарались, пресекли все возможные прямые линии рода Романовых. В вашем романе воцарился отпрыск ветви Михайловичей, которого на самом деле никогда не было. А в реальности ни один из ныне живущих Романовых не имеет бесспорных прав на престол. И из кого в таком случае выбирать царя?

— Как-то мы разговорились о возможных механизмах возвращения монархии с ныне покойной писательницей Юлией Вознесенской. Юлия Николаевна была мудрым человеком. Она сказала так: «Что мы гадаем? Господь управит. Придет день, когда нам, неразумным, все сделается понятным. Главное — постараться быть к тому готовыми».

— Как вы стали монархисткой и антикоммунисткой? Дело в происхождении, воспитании?

— Монархисткой я была не с детства, это сознательный выбор юношеских лет. А