Творчество - Павел Владимирович Виноградов

Но вот зачем ему нужна Крошка (на самом деле, Крошки — героиня романа всего лишь последнее звено этого эксперимента)? Нет, конечно, он использует её очень активно — и как выездного палача, учиняющего скорую кровавую расправу над провинившимися, и как ценный эротический подарок для заслуживших, способный по желанию одариваемого принять любую форму, и в качестве временной жены и матери детей какого-нибудь инопланетного вождя, которого намерен привязать к империи.

В общем, Крошка — инструмент весьма полезный. Но при этом и опасный, и Джи это прекрасно знает. Фактически, он создаёт единственное существо, способное покуситься на его власть — потому что экзекутор обладает способностями, сопоставимыми с императорскими.

То есть, перед нами старая история Франкенштейна, своими руками мастерящего для себя чудовище — нисколько не менее страшное от того, что предстаёт в модном нынче образе «дитя-убийцы». Трудно заподозрить, что император делает это скуки ради или вследствие подсознательной суицидальности — не такой Джи человек, он всегда тщательно планирует все мелочи и прекрасно знает, чего хочет.

Опять же ближе к концу романа автор делает попытку разрешить это противоречие, во всяком случае, создаётся такое впечатление. Судя по всему, Джи просто готовит своего преемника, но, на мой взгляд, это сомнительно. Конечно, можно вспомнить правило двух ситхов из киноэпопеи «Звёздные войны»: всегда есть лишь ситх-учитель и ситх-ученик, и, когда последний войдёт в полную силу, он должен убить учителя. Однако автор рисует Джи как личность рациональную и нимало не деструктивную — в отличие от какого-нибудь Палпатина, способного лишь тиранить народы, злодейски похохатывая на чёрном троне, пока не придёт джедай и не усадит его в лужу. Джи не может не понимать, что в его случае подобное правило разрушительно скажется на империи. Да он и вообще, похоже, не собирается уходить из мира ещё неопределённо долгое время. Так что, возможно, его объяснение — всего лишь хитрость, а в последующих романах читатель лучше станет понимать его мотивацию.

К слову, на мой взгляд, император — один из наиболее симпатичных персонажей романа, хоть и исполняет роль антагониста. Это не властолюбивый монстр по подобию прочих стандартных «тёмных властелинов», а умный человек, учёный, возможно, изначально альтруист. Просто он в своё время был поставлен в обстоятельства, когда должен был или возглавить империю, или погибнуть. Он предпочёл власть, и за долгое время она изменила его, сделав в чём-то больше, а в чём-то меньше, чем человек.

Его фигура олицетворяет собой пример того, как без связи с идеалом отмирает мораль и гуманизм переходит в психопатическое людоедство. А происходит это, когда человечество остаётся один на один с самим собой и пытается творить мир самостоятельно, на выходе получая уродливое подобие истинного Творения — не Адама, но Голема.

Поэтому, для собственного читательского удобства я пока предпочитаю опираться на схему, возможно, далёкую от истины, согласно которой, если Джи — квазибог этого унылого мира мухожуев, то ему для равновесия необходим противник. То есть, квазисатана, каковым и является экзекутор. Но это — чисто умозрительная абстракция.

Однако экзекутор не получается прямо из «пробирки», его надо созидать, долго и кропотливо. Так что, в полном соответствии с названием романа, главная героиня на всём его протяжении, отчаянно рефлексируя, перерождается в это чудовище. Методы, которыми Джи при этом пользуется, вполне действенны и… очень жестоки. Они похожи на технологию «промывки мозгов» в тоталитарных сектах или мнемонические приёмы дзен-буддизма, когда учитель для закрепления поданного материала вдруг бьёт ученика или другим способом неожиданно вводит в его в стрессовое состояние.

Но для начала император влюбляет Крошку в себя, так, что она уже не может жить без обожаемого Джи, в каком бы виде ни пребывала. При этом Джи без зазрения совести и какой-либо жалости пользуется манипулятивными психологическим приёмами, сексом и насилием, продуманной системой поощрений и наказаний. Постоянные трансформации тела будущего экзекутора, а также чреда смертей и возрождений, призваны раздробить его личность, вызвать для вящего удобства манипулирования подобие диссоциативного расстройства. Хотя и в женском, и в мужском, и в зверином виде в глубине своего существа она остаётся той же восторженной, эмоциональной, взбалмошной и иногда раздражающе наивной девицей.

Инициация экзекутора начинается с того, что Джи заставляет Крошку прирезать её живые игрушки — биомеханических зверушек, к которым она привязана, как маленькая девочка к плюшевым игрушкам. Крошка беспрекословно исполняет приказ — словно Кристофер Робин зверски убивает Винни Пуха с Пятачком — и её перерождение начинается. Библейская ассоциация с жертвоприношением Авраама очевидна, однако руку Крошки не остановил никакой ангел. В конце книги это довольно изящно закольцовано другим императорским приказом — убить крошкиного единственного друга (а может, и больше, чем друга). Потрясённая Крошка приказ исполняет, но потом бунтует и рвётся на свободу. Но это тоже значится в иезуитском плане Джи, и вот на фоне бушующего вулкана рождается страшный экзекутор — ни дать ни взять Дарт Вейдер во всей красе является на Ородруине…

Но не стоит думать, что идея книги ограничена эпическими ужасами в далёкой-далёкой галактике. Вовсе нет. По большому счёту это роман о свободе воле, об извечной трагикомедии межгендерных отношений, сдобренной, как водится, фрейдистскими отсылками, о людских отношениях вообще, о любви, преданности, предательстве и становлении человека. И всё это облечено в упаковку «истории вещи», будь то оловянный солдатик Андерсена или золотая монета Василе Александри, или разумная удавка принца Мерлина упомянутого Желязны (история последней, правда, лишь намечена в набросках к третьей, не написанной книге о принцах Амбера, но именно это орудие убийства, на мой взгляд, ближе всего к образу Крошки-экзекутора).

Значительная часть истории посвящена исследованию границ свободы воли. Кажется, автор полагает, что она ограничена влияниями на человека его ближних, создающих для личности обстоятельства непреодолимой силы, грозящие превратить её в одушевлённую вещь. Однако суть этого проклятого вопроса лежит выше (или ниже) человеческого уровня. И абсолютно логически обоснованного ответа на него не дала ещё ни одна теология или философия. Так что убеждение, разделяемое, похоже, и Становой, что свобода воли реальна, тоже лежит в области веры. Как и прочие вопросы, выходящие за пределы нашего мира.

Остаётся лишь указать на сильные и слабые стороны романа. Во-первых, он хорош своим замыслом и честными авторскими попытками его реализовать. Во-вторых, склонность и знание автором биологии позволили ей создать очень любопытный фантастический биотриллер, что в литературе, вообще-то, редкость. Правда, другой стороной этого стали физиологизмы, иной раз довольно неприятные, даже переходящие в треш. Например, в сцене