Творчество - Павел Владимирович Виноградов

исправляется — длинных кусков текста, описывающих устройство Империи, довольно много. Причём выглядят они прямо как описания утопических коммунистических обществ в советской фантастике годов 60-х. Иной раз в памяти даже всплывают детские впечатления от какого-нибудь «Незнайки в Солнечном городе». Хочется верить, что это проявление авторской иронии, которая на самом деле ощутима во всём произведении. Во всяком случае, столкновение этих идиллических пассажей и мрачной сути сильных мира Империи Джи выглядит иронично.

Впрочем, справедливости ради, не все персонажи из числа имперской элиты такие уж инфернальные монстры. Симпатичен, например, ставший ажлисс оборотень Рис, бывший муж Крошки. Однако он тоже включён в извращенную игру этого странного государства и вынужден всё дальше отходить и от своего рода, и от остального человечества. Надо думать, в дальнейшем он мало чем будет отличаться от остальных бессмертных.

Вообще-то, складывается впечатление, что единственным движителем этого общества, не дающим ему скатиться в смертельную стагнацию и коллапс, является лишь надежда на бессмертие, зримым воплощением которой выступают ажлисс. Которые предстают существами полубезумными, довольно несчастными и жалкими.

Интересно, что представители элиты эмергентов у Винджа страдают той же самой девиацией, что и многие ажлисс, получающие сексуальное удовлетворение от садистских актов. Как регент Крис, история которого, не очень понятная из первого романа «Экзекутора», несколько проясняется во втором. Очевидно, платой за бессмертие становится искусственная психопатия, невозможность испытывать какие-либо чувства, кроме боли — своей и чужой:

«Ажлисс не умеют любить».

Так что садомазохизм Крошки вполне объясним: она пытается делать с Сергеем ровно то же, что творил с ней Джи — как дети, ставшие жертвой насилия, вырастая, сами часто становятся насильниками. Крошка пытается создать собственного мини-экзекутора — всё ради той самой иллюзии свободы, которую она уже не может получить ни при помощи самых невероятных перевоплощений, ни через псевдосамоубийства, после которых следует неизбежное псевдовоскресение. «Псевдо» — потому что на самом деле земная девушка Елизавета давным-давно мертва. Убита Императором Джи. Бедная Лиза…

Похоже, в названиях обоих романов содержится горькая ирония: «То, что мертво, умереть не может». Родиться тоже. И очень сильно написанный финал «Смерти экзекутора» (фактически, кульминация, если рассматривать трилогию как один обширный роман) эту мысль лишний раз подчёркивает. Крошка, впавшая в отчаянье от того, что «по долгу службы» убила своего сына от вождя оборотней-арнов, вновь ментально подчиняет Сергея и зверски истязает его в безумной надежде превратить в своё подобие (как ни удивительно, частично ей это удаётся — измученная жертва получает некоторые эмпатические способности). Однако насильно экзекутором сделать нельзя — может быть, единственный элемент свободы воли, существующий в этом мире. В конечном итоге, всегда и везде человек САМ подписывает договор с дьяволом…

Впрочем, как выясняется, настоящий смысл крошкиной эскапады в другом — таким образом она совершает преступление перед Империей, после которого у Джи нет иного выхода, кроме как дать ей умереть окончательно. Что он и делает — в своей манере истинного «отца лжи» этого мира: «душа» перерезавшей себе горло Крошки сохраняется в магическом кристалле до лучших времён.

«Он назвал тебя плохо умершим трупом»…

Императорский эксперимент продолжается.

В последней главе мы точно узнаём то, на что раньше уже были намёки: против Джи плетётся изощрённый заговор во главе с теневым кукловодом — очередной роковой и неуравновешенной бессмертной дамой. Буду следить за развитием этой вселенной с большим интересом. Надеюсь, Джи в третьей книге будет побольше — во второй этот интереснейший персонаж, на мой взгляд, присутствовал недостаточно.

Подытоживая, должен констатировать, что, несмотря на недостатки текста (встречаются куски канцелярита, просто затянутые описания, не вполне решены проблемы композиции, и так далее), мы имеем дело с примечательным литературным явлением, впечатляющим образцом того, что раньше называлось «научной фантастикой», а теперь уж и не знаю, как это обозначить.

Рецензии на романы. Дарья Тоцкая, Яна Титова, Татьяна Минасян, Рейнмастер

Затерянный в Серебряном море

Рецензия на роман Дарьи Тоцкой «Море Микоша». Москва, «Де`Либри», 2020

Жан Кокто определял цикл Марселя Пруста «В поисках утраченного времени» как «роман-река». Не дерзая равняться с классиками, я всё же назвал бы книгу Дарьи Тоцкой «роман-море». Собственно, она так и называется. Причём, слово «море» тут имеет множество значений. Это море жизни, в котором плывёт, куда ныряет и где порой тонет главный герой. Это море человеческого сознания, чувств и эмоций — любви, вины, страдания, страха, надежды — состояний, которые герой проходит на протяжении повествования. Это море — мир: не только затерянное в Карпатах село, старинный Ужгород — Унгвар, далёкий берег турецкий, где герой оказывается в финале, но и все горы, города и моря под вечными звёздами.

И ещё это культурное море и море коллективного бессознательного, архетипов — мифов, традиций, обычаев народа гуцулов, их Серебряных гор. Архетипов порой тёмных, даже пугающих, но ведь зиждутся они на древнейших культурных пластах, уходящих во времена незапамятные. Приходит осознание, что всякие мольфары и чугайстеры — не попсовая экзотика для скучающей публики, а манифестации хтонической бездны.

Вообще, по множеству этнических реалий, местных слов и выражений книгу можно было бы назвать «Малой гуцульской энциклопедией». Это очень интересно для интересующихся этнографией читателей, но, к сожалению, часто затрудняет чтение незнакомыми словами и необходимостью отправляться за их объяснением к примечаниям.

Но речь не только о гуцулах: на страницах романа возникают тени мифологем множества народов и цивилизаций, сгинувших в пучине веков. Древнейшие образы Великой Матери и сакрального кузнеца, библейские — Змий и плоды познания в райском саду, апокалиптические Конь блед и Жена, облачённая в солнце. Даже богиня-корова Хатхор-Иштар или индейские бесы-союзники, введённые в общечеловеческий культурный оборот Карлосом Кастанедой.

«Море Микоша» — это и море текста, глубокого и обильного, по которому неторопливо плывет корабль читательского восприятия. Правда, иной раз он попадает в опасные водовороты или заплывает в глухие мрачные бухты, но потом вновь уносится течением словес в просторы авторской фантазии. Читатель, словно чётки, неторопливо перебирает бусины удивительных, подчас нелепых, местами отталкивающих, но всегда исполненных скрытого смысла историй, переданных языком напевным и слегка потусторонним — словно призрачный голос поёт на неведомом языке в тёмном заброшенном храме.

«И обратилось полотнище белым конем, что переступал псовыми лапами, не вязнувшими в топях. В гриве колосились злые травы и редкие бутоны белены, а лицо (лицо коня), почти человеческое, — светилось чертовой лампадой и отчего-то напоминало старика, задушенного в постели собственными безрадостными думами; глаза изначально были прикрыты, но когда чудище широко открыло их, то в небе разом взошло на две луны