Командующий Владимир Булгаков. По заслугам и честь - Николай Сергеевич Асташкин

– А там, на плато возле Вадхоля, в одном месте был разрыв между разрушенными саклями, метров сто пятьдесят, – рассказывал Булгаков. – И как только мы вышли на это место, то есть на линию огня, вдруг раздается очередь. Пули бьют по земле – между мной и ординарцем. Я сразу засек, откуда стреляют: голова там автоматически поворачивается. До «духов» было метров двести пятьдесят. Как они промахнулись, ума не приложу. Обычно пулеметчики у них были подготовлены хорошо. А тут, видать, они только прибежали, еще дыхание не восстановили, и очередь прошла между нами. По дальности, в принципе, было нормально – пули-то легли на дорогу. Но цели не достигли – ни ординарца, ни меня не зацепили.

Советник комдива крикнул: «Мужики, я их вижу! Вы сейчас выползайте, я вас прикрою. Потом прикроете меня». Кадыханов и Монах поползли. Булгаков дал несколько прицельных очередей по огневой точке моджахедов. И завалил «духа»: смотрит, ствол пулемета – кверху, чалма – в сторону. И его ребята благополучно выползли. И кричат Булгакову: «Товарищ полковник[54], все нормально – прикрываем!»

– И я пополз, – продолжал Владимир Васильевич. – А там, километра за полтора, с горки бил ДШК – мы засекли его не сразу. Везде идет стрельба, эхо гуляет по всему ущелью и очень сложно определить, откуда и кто стреляет. А я, цепляясь за гравий, ползу по дороге. Впереди, как сейчас помню, показался валун, моя конечная точка. Как только подполз к нему, почувствовал сильный удар в бок. Как мне потом сказали, этот валун, скорее всего, был пристрелянным ориентиром. Бронебойная пуля попала в камень, оболочка осталась на нем, а сердечник вошел в мое тело. Это меня и спасло. Если бы пуля вошла с оболочкой, то все, кранты – оболочка, как звездочка, внутри все разрывает. А так вошел только стержень – и очень аккуратно. Ударил в правый бок и вышел через ногу: не задел ни печень, ни почки, ни другие важные органы. В общем, пуля прошла культурно. Повезло и потому, что с утра я ничего не ел. Ординарец еще упрашивал: «Съешьте хоть бутерброд, чаю попейте». Я сказал: «Сашка, иди отсюда»…

Булгакова отбросило на камни. Автомат улетел в сторону, и советник комдива остался без оружия.

– И вот тут я испугался, – признался Владимир Васильевич. – Первая мысль: я без оружия и могу попасть в плен. «Духи» бегают рядом, а у меня ни автомата, ни пистолета. Обычно на боевые, кроме автомата, я брал еще и два пистолета: один висел на виду, а второй, чешский, небольшой такой, я прятал под куртку. А на этот раз пистолеты не взял: прихватил автомат, патроны, гранаты. Достаю, значит, я гранаты и сам себе говорю: «Одна, ребята, вам, другая – нам». И вот эта мысль, что могут захватить в плен, меня потом долго преследовала. Каждую ночь кошмары мучили! И вторая мысль – болит нога. Задираю куртку – кость раздроблена, все в крови. Сашка Монах кричит: «Что случилось?» «Попали», – говорю. – «Куда попали?» – «В ногу». – «Ползти можете?» – «Нет, не могу». – «Лежите там, мы сейчас с Русланом подползем».

Подбежали еще афганцы, стали прикрывать огнем. Кадыханов и Монах поползли к Булгакову. «Духи», видимо, поняли, что зацепили какую-то важную птицу (раз под огнем лезут вытаскивать – значит, либо какой-нибудь чин, либо советский офицер), простых смертных под огнем афганцы не вытаскивали. И пошел сплошной огонь. Пока подползали его ребята, Владимир Васильевич сделал себе обезболивающий укол. Стало немного легче. Монах начал перевязывать ему ногу. Булгаков: «Сашка, будете перевязывать, добьют нас, тащите меня под обрыв, к реке». Монах: «А если там мины?» Булгаков: «А какая, хрен, разница? Здесь-то мы точно погибнем, а там обрыв, может, проскочим».

Они положили советника комдива на куртку и потащили к берегу. Когда прыгнули в воду, огонь сразу прекратился. Глубина в речке по грудь. Ребята набросали камни и посадили Булгакова на них.

– Сижу, ноги по колено в воде, – рассказывал Владимир Васильевич. – Сашка вогнал мне второй укол. Перед глазами все поплыло, чувствую, теряю сознание. Спрашиваю у него: «Так куда все-таки зацепило?» «В ногу», – буркнул он. А что в живот ранили, не сказал. Видимо, не хотел, чтобы я волновался. А тут подбежали еще наши советники, меня положили на одеяло и, прикрываясь обрывом, на руках понесли по реке в сторону Базарака…

Везде шел бой. Машина к берегу не подойдет, «вертушка» не подлетит. Берег крутой, сверху не просматривается – мертвая зона. Река горная, вся в перекатах. Глубина где по пояс, где по колено, а где и по грудь. Из Кабула, куда сообщили о ранении Булгакова, передали: «Вертолеты могут прийти только в Руху. В Базараке идет бой, и полеты в том районе небезопасны». И дали команду в 682‑й мотострелковый полк, который «квартировал» в Рухе, чтобы в Базарак для эвакуации советника комдива выслали боевую группу.

И вот, наконец, опасное путешествие по горной реке завершилось. В Базараке Булгакова занесли в штаб полка. Вдруг в помещение ворвался подполковник Николай Петров, командир 682‑го мотострелкового полка, выпускник Орджоникидзевского суворовского военного училища.

– Мы виделись нечасто, в основном, когда уточняли задачи. Петров у меня спрашивает: «Куда тебя, брат, зацепило?» Показываю на бок. «А ты чего сюда прискакал?» «Саперы сейчас подойдут, – говорит Николай как ни в чем не бывало. – За ними идет санитарная машина, сейчас тебя в нее загрузим и увезем. Вертолеты уже на площадке стоят». Я в шоке: «Ты что, впереди саперов, что ли?» «Да, – отвечает спокойно. – Водителя выгнал из машины, сам сел за руль – и к тебе, брат!» «Кто же полком командует? – удивляюсь. – Ведь идет бой! Мы через тебя, через твою группу, артиллерию туда вызываем. Ты же даешь разрешение на открытие там огня». Петров посмотрел мне в глаза и говорит: «Володь, а как бы ты поступил, если бы меня ранило?» Я так прикинул в уме и сказал: «В принципе, логично».

Такая у суворовцев традиция: «Сам погибай, а товарища выручай».

Медик медику рознь

Вскоре приехала санитарная машина. Капитан медицинской службы Сергей Багненко осмотрел рану Булгакова. Менять повязку не стали: рана была перебинтована правильно. Владимира Васильевича положили на носилки и занесли в салон спецмашины.

Горная дорога – не фонтан, камни да выбоины. Пока добирались до Рухи, Владимир Васильевич от болевого шока чуть было не потерял сознание. Перед погрузкой в вертолет решили все же сменить повязку раненому. И когда снимали бинты, Булгаков увидел кровь в двух местах: на животе подтек был крошечным,