Оды и некрологи - Борис Дорианович Минаев

Грянула осень 1993-го, и в новый законодательный орган Калашникова вроде бы не избрали, работы по строительству Театрограда встали на паузу.

Начиналась совсем другая эпоха.

* * *

Нельзя сказать, что Саша со своим «Бумом» потерялся или растерялся в этой новой эпохе. Отнюдь нет.

Он устроил у себя в Кузнецке фестиваль уличных театров, причем международного уровня, туда приезжали коллективы из Прибалтики, из Ташкента, из Молдавии и Латвии, из Питера и Нижнего (все города я не помню).

Поразительно, что не раз и не два в составе жюри был Слава Полунин, самый известный у нас в стране на тот момент мим, или клоун, в общем, великий человек. Благодаря его присутствию фестиваль в Кузнецке приобрел такую репутацию, о которой и в областном городе можно было только мечтать, а уж в районном центре Пензенской области и подавно. Да вообще в стране таких фестивалей больше-то и не было, на мой взгляд.

…Каждый год, примерно в начале декабря, он звонил мне и спрашивал, приеду ли я в этот раз. На очередной фестиваль.

Каждый год я бекал и мекал, откладывал решение и не приезжал.

– Ну вот я не понимаю! – кричал Калашников в трубку. – Зачем ты все эти статьи писал? Зачем ты эту обложку сделал? Значит, это было неискренне?

– Ну почему же? – смущался я. – Очень даже искренне. Ну просто у меня работы много. Пойми.

Он бросал трубку, и я оставался один на один со своими размышлениями.

Почему я к нему не ехал, действительно?

Ну странный вопрос. А почему я в середине восьмидесятых не ходил на подпольные рок-концерты и рок-фестивали, организатором которых был мой друг Илюша Смирнов? (То есть ходил, но всего пару-тройку раз.) На собрания клуба «Перестройка»? На митинги? В отличие от своей подруги Якович, на митинги восьмидесятых я тоже почему-то не ходил.

Но помимо моей обычной лени и нежелания рано вставать была еще какая-то причина, которую я не мог точно сформулировать.

Калашников и так оказывал на меня слишком сильное воздействие, безо всякого фестиваля. Он был моим медиумом, который невидимо и неслышимо посылал мне прямо в мозг какие-то свои сигналы, вот с того самого первого раза, когда он лежал на кровати и раскладывал вокруг себя фотографии.

Что же будет, если я съезжу на этот его фестиваль?

Я цеплялся за бытовую лень и занятость и не ездил.

* * *

Еще одна важная наша встреча произошла на так называемой Театральной олимпиаде в 2001 году. В Москву тогда съехалось около ста уличных театров со всего мира. Саша позвонил и пригласил меня с детьми в сад «Эрмитаж».

…Надо сказать, что я всегда не очень понимал этот жанр.

У меня была знакомая, которая несколько лет прожила с мужем-музыкантом во Франции, работая в каком-то уличном театре. Она там обшивала всю труппу, монтировала декорации, работа была адская и за копейки. Это был какой-то очень известный коллектив в Европе, но она никак не могла мне объяснить, что же это в целом такое. Кроме того, что они ставили «античных авторов в своем переложении», я так ничего и не узнал. В спектаклях Калашникова, которые шли под крышей, я все понимал – вот люди с бешеной скоростью перемещаются по сцене, кричат и бьются головой о твердый пол, прыгают на автомобильных камерах, с риском для жизни создавая какой-то сюжет, – но что такое этот театр в декорациях города или парка?

И вот теперь мне это предстояло понять.

Я вошел в сад «Эрмитаж», крепко держа сына за руку. Все было странно.

Уличные актеры, клоуны, комедианты взмывали в воздух на канатах, обращались ко мне на немецком языке, вокруг горели в плошках жертвенные огни, и, повинуясь парам горячего воздуха, маленькие железные человечки крутили свои грустные железные велосипеды. Безумные девушки с оранжевыми волосами летали по теплому воздуху где-то вверху, и толпа шарахалась от них по свежевыстриженной траве.

Человек на ходулях прошел мимо меня и рассмеялся своей красной улыбкой на белом лице.

Это было уютно и совершенно не страшно.

…За каждой маской, за каждым человеком на ходулях, за каждым канатоходцем, за каждым снопом огня, вырывавшимся из горла, за каждым звуком, издаваемым десятками барабанщиков, стоял, переливался, дрожал какой-то общий смысл.

Если говорить коротко, это было ощутимое и явное присутствие бога. Я тогда задумался над этим – может быть, я как-то жестоко ошибаюсь, ведь все-таки большинство этих знаков и символов имеют дикую языческую природу, никак не связанную с христианским гуманизмом, но в грудь меня толкнула другая мысль – нет. Нет, конечно же, это пришли боги спасти этот город.

…Дело в том, что Москва была уже тогда городом «богооставленным», мы просто этого не замечали.

Впереди был Беслан, да и многое другое, но в целом казалось, что одичавшая, одуревшая от своего внутреннего сиротства Москва не может быть площадкой для таких чудес. А она вдруг стала.

Помню, как я мягко опустился на траву, лег на спину и стал смотреть на канатоходца: это была девушка с голубыми волосами, которая шла вдоль фасада бывшего театра, на огромной высоте, на канате, держа в руках длинный шест.

Я лег на траву и выдохнул. Меня охватила внутренняя дрожь и пробило счастье.

Будущее, оказывается, все-таки возможно!

Потом мне позвонил Калашников и хриплым от перенапряжения голосом сказал, что он сходит с ума, что Полунин обманом втащил его в эту авантюру, что он устал и больше не может и что он все-таки приглашает нас всех с детьми в парк «Кусково» в такой-то день в одиннадцать вечера. «Пусть во всем этом будет хоть какой-то смысл», – грустно сказал Калашников.

…Ехать в парк «Кусково» к одиннадцати вечера мне не очень хотелось. Я совершенно не представлял себе, как буду оттуда уезжать после часа ночи, да еще с детьми. А то, что это не кончится раньше часа ночи, можно было не сомневаться. Но дети твердо сказали мне, что ехать надо. Что они никогда в жизни не увидят больше ночного представления на воде. И я взял такси.

…Мне казалось, что в парке Кусково мы присоединимся к немногочисленным поклонникам Калашникова. Что там ночью будет человек сто небольшой спаянной театральной тусовки.

Но вдруг машина остановилась на светофоре. Зажегся зеленый, но через дорогу в темноте валила какая-то бесконечная огромная толпа. Массы людей осмысленно передвигались к дальнему концу озера, мимо усадьбы, по гравийной дорожке.

«Неужели им так интересна водная феерия “Алые паруса”?» – недоверчиво подумал я. И попытался разглядеть, откуда они идут. Они шли из близлежащих спальных микрорайонов. Они шли из