Филипп Янковский. Только чужой текст. Творческая биография - Наталия Александровна Соколова

сиятельный «святой мудрец» и проповедует – по-современному, на понятном народу языке. С разведенными в стороны руками, утопая в свете, в божьей благодати – и в прекрасно сознаваемом им собственном обаянии. Лучистые морщинки у глаз артиста, в «Монастыре» «работавшие» на образ добрейшего отца Варсонофия, в «Приходе», напротив, дивно контрастируют с порочностью Лукавого, – то и дело, соблазна ради, задумчиво покусывающего во время проповеди губу.

– Мы с матушкой Ольгой ничего не успели приготовить, – лицемерно винится он перед прихожанами, приглашая их под конец своей речи на праздничную трапезу. – Друг помог. (Пауза.) Ресторатор из Москвы. (С елейно-лживой интонацией, карикатурно отводя глаза вбок и к небу.) Истинно верующий человек.

Итого уже в пилоте «нечистый» герой Янковского на наших глазах совершает массу непотребств: насмерть сбивает курьера, курит травку и запойно хлещет вино из бутылки, занимается страстным и грубым сексом с Ольгой, пытается соблазнить главу города Нину Эдуардовну, тиранит дьякона Петю… Финальным аккордом становится пожар, учиненный им в редакции местной газетенки, журналисты которой докучают ему чрезмерным любопытством к его скандальной персоне.

Эпичный конец пилота снят в лучших традициях голливудских фильмов про суперзлодеев. Скрестив руки на груди, Дмитрий неподвижно стоит на вершине возвышающегося над городом холма (классика живописного романтизма: лирический герой на горе) – спиной к полыхающей где-то внизу редакции и ревущим сиренам пожарных и полицейских машин.

А потом резко выходит из кадра.

Пока что, увы, – в полнейшую кинопроизводственную неизвестность.

Есть в фильмографии Филиппа Янковского и менее опасный, но все-таки небезобидный «духовник» – психолог Борис Ковальский из восьмисерийного детективно-мистического сериала Карена Оганесяна «Черное облако» (2023). Вместо того чтобы работать в помогающей профессии, этому грустному и ранимому перверту самому давно стоило бы отъехать в психоневрологический диспансер. Тут уж полный набор красных флагов: и больные макабрические фантазии о своей юной, дразнящей воображение пациентке Оле (Мария Мацель), и попытка сбить на машине старую каргу-преподавательницу, которую девушка так ненавидела, – ну и кое-что по мелочи, типа транквилизаторов, которые взвинченный лекарь душ глотает вперемешку, пригоршнями. И все же Янковский наделяет своего несчастного Борю таким трогательным щенячьим взглядом, да еще и на всей длине роли, что невольно проникаешься к этому понурому ушлепку состраданием.

Боря – еще один из тех персонажей Янковского, которых сценаристы втягивают в типичный для артиста сюжет с ложными подозрениями: и полиция, и Оля, и зрители тут же с легкостью допускают, что именно странноватый психолог виновен в серийных убийствах. Как обычно, напрасно: Ковальский в этой мистической истории очень быстро и сам стал жертвой – точнее, «таинственно самозадушился изнутри». По-настоящему опасен он был другим: тем, что нарушил в своей профессиональной практике все этические нормы и потому, даже никого не сбивая и не отравляя, мог серьезно навредить пациентам, – над которыми имел известный уровень психологической власти.

Роль терапевта с чересчур подвижной психикой, который сам нуждается в помощи, Филиппу Янковскому, с его нервно вибрирующей психофизикой и внимательным, аналитическим подходом к деталям, предсказуемо удалась. Однако более неожиданным актерским перевоплощением в «Черном облаке» стал его второй персонаж, «двойник» Бори – писатель Андрей, речь о котором пойдет в четвертой главе.

Есть у Филиппа Янковского не только «святые грешники», берущие на себя власть над другими людьми, но и просто – рядовые грешники, запутавшиеся в накинутых на них религиозных поводьях. Это монах из «Дня полнолуния» (1998) и Митя из спектакля «Карамазовы» (2013). Первый, словно подзуживаемый бесом, совершает страшный грех, подспудно отрекаясь от взрастившей его церковной системы. Второй, подобно анархическим плутам из предыдущей главы, уже изначально никаких систем не признает и подчинятся только одной власти – власти своих сиюминутных желаний. А с Богом выстраивает особые отношения – неформальные и такие же импульсивные, как он сам. Но главное, у них обоих – и у монаха, и Митеньки – глубокая, карамазовская червоточина в душе.

«Карамазовщина» впервые промелькнула в творческой биографии Янковского в конце 1990-х, когда актер сыграл эпизодическую, бессловесную роль молодого монаха в «Дне полнолуния» Карена Шахназарова. В контексте последующих ролей Янковского коллизия, случившаяся с его персонажем в этом структурно сложном фильме с нелинейным сюжетом, крайне примечательна. Монастырю, в котором служит герой Янковского, было явлено божественное чудо: вскрыв гробницу юной княжны, упокоенной пару столетий назад, монахи обнаружили, что ее прекрасная физическая оболочка совершенно не тронута тленьем и лежит красавица во гробе как живая. Красота княжны так прельщает героя Янковского, что он решается выкрасть тело – и на коне скрывается с ним за пределами монастыря. Легко догадаться, для каких греховных целей он это делает: когда, распечатав саркофаг, монахи изумленно созерцают нетленную княжну, в глазах героя Янковского зажигается поистине дьявольское пламя.

Зачарованный, он чуть ли не трепещет от возбуждения: соблазн оказывается гораздо сильнее веры, дьявол в душе его побеждает Бога. Сочетание этой трепетности и развращенности – то зернышко, которое спустя пятнадцать лет проросло и вымахало в богомоловского Дмитрия Карамазова.

Кадр из фильма «День полнолуния» (1998)

Именно в этой роли Филипп Янковский, после 23-летнего перерыва, вновь вышел на свое домашнее поле (как говорят в любимом артистом футболе) – на сцену МХТ им. А. П. Чехова, где в студенческие годы началась его театральная карьера. Спектакль Константина Богомолова «Карамазовы», который ждет неминучее попадание в учебники истории российского театра, шел в МХТ более одиннадцати лет – и каждый раз с аншлагом. Мне довелось впервые посмотреть его в феврале 2016 года (огромными глазами театроведа, ловившего редчайший катарсис), – и неожиданно для самой себя стать этой постановке своеобразным хроникером.

На моих глазах она прожила огромную насыщенную жизнь. Посеяв ветер, «Карамазовы» пожали бурю разнообразной прессы – и сочащейся ядом, и хвалебной (вернувшегося на сцену Янковского многие именитые критики, по обе стороны баррикад, назвали своим театральным открытием). «Карамазовы» ездили на заграничные гастроли – в январе 2016 года в греческие Афины, а в ноябре 2019-го – на международный театральный фестиваль в китайский Учжэнь (билеты на трехдневную серию показов разлетелись тогда через два часа после открытия продаж, а сам спектакль произвел у китайской публики фурор). Со скандалом выпущенные еще при Олеге Табакове, «Карамазовы» оказывались на волосок от гибели – снятия с репертуара при Сергее Женоваче – и, неубиваемые, снова возвращались на сцену при Константине Хабенском. Само собой, какой бы крепко сконструированной ни была эта постановка, – за годы своей сценической жизни она успела сильно измениться. Случились актерские вводы, по своему качеству неравнозначные: какие-то во благо, какие-то во вред. Случилось – и не раз – цензурирование. Случилось естественное угасание смыслов.