Филипп Янковский. Только чужой текст. Творческая биография - Наталия Александровна Соколова

Но если «Приход» так и не состоится, будет очень жаль. Потому что роль волка в овечьей шкуре, двойственную, маскарадную, абсолютно трикстерскую – в общем, на сто процентов свою, – Филипп Янковский исполнил в пилоте феноменально (если всеми силами избегать эпитета «гениально»). Так полагаю и я, и многие коллеги-критики, которым тоже удалось побывать на премьере в Иванове. Например, Евгений Ткачев: «Янковский, получивший на “Пилоте” приз за лучшую мужскую роль, хорош, но это не новость (чтобы убедиться в этом, из свежих сериалов достаточно посмотреть “Карамору”). Однако даже по его меркам это титаническая роль. Актер наделяет своего героя инфернальным обаянием змея-искусителя: сложно не попасться на его уловки, особенно учитывая то, что местные жители не святые»[72]. Пресса единодушно осталась от Дмитрия Агеева в полнейшем восторге, от щедрот своих осыпав артиста всевозможными комплиментами.

Когда, сбив курьера на одной из уютных московских улочек, Дмитрий выходит из красной феррари (что уже провокация – откуда у слуги Божьего столько денег?), мы еще не видим его лица. Камера снимает ниже – не эмоцию, а движение, ритм. Неторопливые шаги, нервные пальцы, которыми он задумчиво проводит по паутине трещин, образовавшейся на лобовом стекле от удара, четки, зажатые в той же руке. Уже с первых кадров камера объективизирует героя, пугающего и одновременно привлекательного: похожего, в отличие от Варсонофия, не на реалистичного православного батюшку, а на классическую, старую как христианский мир фантазию о сексапильном католическом священнике (стильный крой сутаны, страшно идущей Янковскому, – вполне западный).

Лишь вдоволь наглядевшись на машину – и, кажется, даже любуясь появившейся в ней вдруг червоточиной, – «святой отец» обращает взор к умирающему на асфальте курьеру. В тяжелой задумчивости он кладет пятерню на лицо бедолаги-мигранта… и вдруг словно стряхивает с себя морок: загораются глаза, расплывается неожиданная, жутковатая улыбка удовлетворения. Этот дементор только что подпитался чужой жизнью. Унесите пудинг.

И все же ДТП доставит Дмитрию неприятности. Теперь церковное начальство отсылает его с глаз долой, в провинцию: чтобы залег на дно, пока бушует возмущенная пресса. И заодно – чтобы возглавил храм, прежний настоятель которого только что отдал Богу душу. Неважно, что на освободившуюся должность по праву претендует сын преставившегося старца, дьякон Петр (Андрей Шибаршин): как Москва повелит, так тому на местах и быть. Можно предположить, что основным сюжетом «Прихода» должна стать именно борьба за власть: между Дмитрием, воплощением зла, и Петей, снедаемым завистью и обидой, – ведь, как сказал бы Федор Павлович Карамазов, «чином, дескать, обошли».

Янковскому свойственно строить роли на острых, резких переменах контрастных состояний. В «Приходе» эта способность выходит на качественно новый уровень психологизма, оттачивается до блеска. Феерически сыграна сцена, в которой «отец» Дмитрий в компании «матушки» Ольги, роковой дьяволицы в исполнении Александры Ребенок, и черного мини-пига, тоже символически бесовского, мчит на черном же «рендж ровере» через закатные поля к новому месту службы. Ольга капризничает: мол, обещал мне Ватикан, а везешь в какую-то Тмутаракань.

– Я тебе тут такой Царьград построю – получше Ватикана с Иерусалимом, – самоуверенно, но благодушно парирует Дмитрий.

– Тоже мне, градостроитель нашелся, – саркастично, с презрением в голосе, отвечает героиня Ребенок.

Состояние героя Янковского меняется за долю секунды: из расслабленного, вдохновленного, с лукавым огоньком в глазах и насмешливой улыбкой, превращаясь в красивую вспышку-истерику. Дмитрий резко останавливает машину и горделивым аристократическим жестом выгоняет обольстительно разодетую партнершу в чистое поле («Свинью оставь»).

Ластясь к нему с похабным похрюкиванием, Ольга все-таки умасливает Дмитрия – и на его лице зажигается порочная улыбка, пьянящая зрителя, как залпом выпитая рюмка водки. Но уже через мгновенье, стряхнув с себя секундную слабость и молниеносно вернувшись в образ тирана-деспота, герой отрывисто приказывает: «Все, поехали», – и его femme fatale покорно семенит на высоких шпильках в машину.

Абсолютно кинковый сам по себе, этот переход от агрессии к сладострастию – и снова к агрессии происходит в сцене очень быстро и остро. Янковский отыгрывает его превосходно – это один из самых ярких его эпизодов в пилоте. Благодаря высокой степени психологической подвижности такие переходы, контрасты состояний – конек артиста.

Так же контрастно, но уже в ином эмоциональном регистре (елейность, задумчивость, снова елейность, потом саркастичность – и вдруг пробивная обольстительность), сыграна великолепная сцена приватной беседы между Дмитрием и местным мэром Ниной Эдуардовной (Наталья Рогожкина). Начинает герой Янковского этот разговор вроде бы с комплиментов городу… Но по его томной пластике, пристальному взгляду и искусительному тембру очевидно, что говорит-то он вовсе не о Даниловом Посаде, а о Нине Эдуардовне: «Прекрасный у вас город. Красивый. (Взгляд на ее попу.) Ухоженный». Вся эта сцена построена на подтекстовом противостоянии Нины Эдуардовны и Дмитрия. Говоря с ней вроде бы «по работе», он с уверенностью опытного соблазнителя пытается прорвать ее психологические и физические границы. В воздухе сгущается явное эротическое напряжение – однако глава города, не теряя лица, вежливо дает отпор своему визави. Незаметно прикарманив ее платок, Дмитрий плотоядно нюхает его – и явно замышляет уже что-то покруче банального соблазнения. Эта линия обещает быть очень насыщенной.

Однако не только резкими, феноменально отыгранными переходами состояний ценен образ Дмитрия Агеева. Гигинеишвили уже работал с Янковским прежде – снимал его в роли пафосного и ворчливого московского режиссера Темы в «Любви с акцентом». Это была первая комедийная – и очень удачная – работа актера после десятилетнего перерыва в карьере. В «Приходе» Гигинеишвили также во многом делает ставку на искрометность Янковского: местами актер здесь ну просто дичайше смешной. Прежде всего за счет контраста между праведностью, до издевательства доходящей елейностью речей его фейкового святого отца, – и дьявольски-соблазнительной натурой, которая в этот же самый момент из него так и прет.

Один из лучших комедийных эпизодов в «Приходе» – это проповедь новоприбывшего настоятеля перед местной паствой. Описать ее непросто – истерически смешной ее делает изощренная паутина подтекстов, которые Янковский вплетает в благолепные реплики своего бесовского героя.

Эту сцену, начавшуюся с народного шествия к храму под наивно-оптимистический шлягер 1930-х годов «Нас утро встречает прохладой…», режиссер поставил как насквозь карикатурную пастораль. Кадр залит летним солнцем, струящимся, кажется, даже сквозь самого «батюшку». Здесь (да и вообще частенько в «Приходе») оператор Петр Братерский снимает Янковского «по-орсонуэллсовски», слегка снизу-вверх: визуально Дмитрий как бы возвышается над окружающими, смотрит на все свысока и снисходительно. В кадре он подчеркнуто больше и главнее всех остальных. Именно с такого ракурса этот