Святые и Убийцы - Фэя Моран

– Чего? – возмущённо цедит Микаэль. – Парочка ударов в лицо ничего не изменят. Она заслужила наказаний.

– Нет. Не трогай её. Мы же не животные какие-то, чтобы бить женщин.

– Да, – киваю я. – Вы определённо хуже животных.

Хилларк отталкивает Микаэля в сторону, приближаясь ко мне. Он изучает моё лицо и пытается казаться нежным, когда ласкает мою горящую и наверняка покрасневшую щеку пальцами. Я отворачиваюсь, чтобы его паршивая рука не смела меня трогать.

– Святые хотят вас всех прикончить по приходе в Святыню. – Он наконец убирает руку. – Повторюсь: всех. Но если будешь хорошо себя вести, я договорюсь с ними о помиловании.

Мне хочется плюнуть ему в лицо и высказать то, что он никогда в жизни не дождётся от меня того унижения, которого ждёт. Но я решаю поступить иначе. Дать ему знать о том, как сильно я люблю жизнь и умирать не желаю.

– Керан… – хриплю я. – Он мёртв?

Хилларк, не глядя на меня, отвечает:

– Нет. Пока нет. – Он вынимает из кармашка штанов тонкий болт и показывает мне. И тут я понимаю, что это вовсе не болт арбалета, а нечто вроде шипа. – Просто яд. Убить им нельзя, разве что, если воткнуть прямо в сердце. А так человек просто теряет сознание.

У меня так расслабляются плечи, что я едва не падаю на землю снова.

Он жив…

Он жив!

И это самое главное сейчас.

– Не радуйся раньше времени, – шипит Змей. – Зато всех остальных принесут в жертву в Святыне, а это смерть гораздо более страшная, чем то, что могли сделать с вами мы.

– Что такое Святыня?

Микаэль издаёт смешок:

– Поглядите-ка на неё. Решила вдруг проявлять интерес.

Хилларк жестом приказывает ему замолкнуть, а потом снова смотрит на меня своими красными глазами, кажущимися сейчас по-настоящему опасными. Потому что до этого самого дня я считала, что Хилларк Сотиана, брат милой и безобидной Сирины, не способен на нечто подобное. Что он простой Лекарь, что он только помогает людям, а вовсе не тычет в них ядами. Я думала, он простак, каких свет не видывал.

Ему удалось меня удивить.

– Ты же знаешь, как давно мне нравишься? – спрашивает он. Я молюсь, чтобы он не встал ближе, иначе не сумею сдержаться и ударю его коленом между ног. – Какими долгими Лунами я о тебе думал, знаешь? А ты, имея полностью свободное сердце, отвергала меня каждый раз.

Оно не свободное.

Я не отвечаю. Потому что мне нечего ответить. Он, видно, ожидает утешений и признаний в любви, но от меня не дождётся.

– Я не дам Святым принести тебя в жертву. Попрошу их помиловать тебя и сделать одной из нас. Ты согласишься на это условие, лишь бы не умереть?

Я перевожу взгляд на Микаэля, продолжающего довольно усмехаться. В его глазах так и читается удовольствие, которое он получает при виде всей этой картины.

– Зачем вам я? – спрашиваю я.

– Мы с Микаэлем желаем того, чтобы ты была наша. Ближайшие двадцать Лун.

– В каком смысле? – Голос у меня хриплый, потому что я медленно прихожу к осознанию.

– Наверняка слышала о доаршибе?

У меня пересыхает в горле от неожиданности услышанного. Я выпучиваю глаза, уставившись на него как на человека, предложившего мне попробовать разломать надвое скалу голыми руками.

Конечно, я слышала о доаршибе. Это когда два человека, связанные либо родственными узами, либо дружбой, берут себе одного раба, который должен выполнять все повеления своих хозяев, как физическую работу, так и удовлетворение их потребностей. В роли хозяев могут выступать два друга, братья, сёстры или супруги. Я слышала, что подобное извращение практикуется лишь в городе-изгое – в Перии, где нет ни законов, ни морали. Туда слетаются все самые отвратительные преступники, наёмные убийцы, насильники, безжбожники и подобный сброд со всего Ночного Королевства.

Меня только сейчас вдруг осеняет: что, если Микаэль родом как раз оттуда? Я никогда прежде не слышала, откуда он прибыл в Сальшан и поступил в Школу Первого Охотника. Его рыжие волосы должны были бы дать подсказку – официальными цветами Перии является красный и оранжевый, цвета огня, какой всегда разжигается каждую Луну в качестве празднований и пьяных кутежей прямо на улицах города. Перийцы в честь этого любят окрашивать волосы в рыжий или красный, обычно кровью своих жертв, а иногда и обычной оранжевой смолой с местных деревьев, сохраняющейся на волосах на долгие столетия. Родители любят окрашивать волосы своих маленьких детей, как бы навсегда привязывая их к Перии – ведь не все осмелятся покинуть этот город в таком виде, чётко рассказывающем об их происхождении. В других деревнях и городах это посчитают меткой изгоя и ни за что не примут как своего. Если Микаэль и в самом деле периец по происхождению, значит Брикард закрыл глаза на это и дал шанс парню изменить свою жизнь к лучшему. Точно в духе Брикарда Атталя – благородный и всегда ко всем милостивый.

Я делаю глубокий вдох. Мне стоит продолжать играть. Быть предсказуемой, послушной, глупой. В угоду себе.

– Ладно, – отвечаю я. – Хорошо. Я согласна.

Они неуверенно переглядываются. И по выражениям лиц пока не понятно, повелись ли они на мою ложь или же раскусили план.

– И ты будешь делать всё, что мы только захотим? – Микаэль облизывает губы словно в нетерпении.

Я подтверждаю его вопрос.

А про себя думаю о том, как было бы здорово сейчас остаться с ним наедине и затолкать болт его арбалета ему же в глотку, пока он не подавится собственной кровью. Я долго терпела его высокомерие в свою сторону, а сейчас терпение уже на исходе. Если мне вдруг представится возможность, я и в самом деле его убью.

Даю себе слово.

– Быстро ты сдалась, – продолжает Змей. – Я ожидал, что ты ещё постараешься улучшить свои условия.

– Замолчи, Микаэль, – шипит Хилларк. – Вези все эти тела в карету. Выдвигаемся в Святыню. Все слышали? Быстрее, пока не прибыл ещё кто-то!

– А что делать с лирнагорцами? – доносится голос из окружающей нас толпы.

Хилларк безразлично бросает через плечо:

– Убейте всех, кто отказывается вступать в наши ряды.

Руки, до этого сжимавшие мне плечи, чтобы я вдруг не сбежала, хватают меня за запястья и связывают. Я не могу отвести взгляда от Керана, надеясь, что, очнувшись, он не станет слишком буйно вести себя; кто знает, что ждёт тех, кто отважится сопротивляться. Их много, и они забрали оружие.

И вдруг я вспоминаю о кинжале, который ранее решила переместить под