Святые и Убийцы - Фэя Моран

– В самом ли деле ты та, за кого себя выдаёшь, дитя? – спрашивает Тидда, направляясь к длинному камню, исписанному символами. В углу горит огонь в камине и что-то варится. – Хилларк поручился за тебя. Сказал, что ты можешь нам пригодиться.

– Могу, – отвечаю я уверенно. – Я могу быть полезна. Только скажите, что мне делать… Я не хочу умирать.

Она задумывается, но всего на миг.

– Какая жажда, дитя. Но Святые не терпят чужаков в своих рядах. Ты должна доказать свою пользу и верность Эдорну-Норту и его питомцам.

Вероятно, питомцами она называет хищных тварей, которых они держат на повадке над домами.

Однако я смиренно киваю, какое бы мнение у меня насчёт этого не возникало.

– Микаэль сказал, что ты, лишь одним глазом глянув на мёртвого дусара на дороге, определила, что его убила рука человека. Гораздо раньше, чем все остальные.

Ах вот оно что! Микаэль всё время держал связь с ними. Интересно, как долго он служит им? И в чём его выгода?

– Да, – подтверждаю я её слова, делая вид, что совсем не заинтересована причиной появления того монстра посреди дороги. Ожидаю, что она сама расскажет.

– Но как ты очутилась в карете Охотников в ту Луну?

И в этот момент я понимаю, что совершила кошмарную ошибку.

Я подтвердила то, что была в карете вместе с Охотниками, совсем позабыв о своём намерении притворяться королевской служанкой.

– Я должна признаться, – спешу разжалобить её. – Я не королевская служанка. На самом деле я… пыталась…

– Ты одна из учениц этой проклятой школы, в которой вас обучают вредить нашим Священным Зверям.

У меня всё холодеет внутри.

Но тяну время, молчу, решаюсь обойтись без лишних расспросов и разговоров со своей стороны.

– Тот дусар… – заговаривает снова Тидда, дав мне всего несколько мгновений тишины, и она уже не кажется рассерженной, – Кто убил его? Ты знаешь?

Я моментально вспоминаю о следе от лезвия, оставленном на шее чудища. На занятиях по Искусству Орудия Тристэн Фоггер уделял не мало внимания клинкам. У Охотников они всегда изготовляются по одному образцу: мечи, ножи, кинжалы схожи по типу сплава и форме. И поэтому я точно знаю, что того дусара убил вовсе не Охотник, а кто-то другой. Я могла бы предположить о том, что это были Святые.

Решаю продолжить её обманывать, потому что не знаю, могу ли говорить о том, что это сделал неизвестный мне человек:

– Кто-то из Охотников. Я так думаю.

У неё сужаются глаза, превращаясь в тонкие щёлочки, а в углах собираются морщинки.

– Ты в этом уверена, дитя? Ты ведь не стала бы мне врать, правда?

– Конечно, нет. Я ведь сказала, что готова примкнуть к вам.

– Каковы же причины твоего предательства?

Звучало бы уместно, если бы я рассказала ей всю правду, и придумывать даже ничего бы не пришлось. Например, о том, что меня к подобному побудило поведение Охотников в мою сторону, их несерьёзное отношение к неудачнице, так и не получившей шанса пополнить их ряды на своём Испытании Наездника.

– Они никогда меня не любили, – говорю я. – Всегда издевались. Считали никчёмной девчонкой.

Тидда слушает меня молча и внимательно вглядываясь в моё лицо. Я только надеюсь, что оно ничего ей не сообщает. В особенности, никакой правды.

Я стараюсь контролировать даже своё дыхание, чтобы ничто не дало ей поводов усомниться в моём подчинении ей. У сумасшедших есть одно преимущество – они сумасшедшие. Их должно быть легко убеждать и обманывать.

– Ты готова на все приказы? – спрашивает она. – Чтобы я убедилась в твоей верности.

– Да, – киваю я.

Её глаза снова прищуриваются, словно таким вот образом ей хочется поглубже пробраться в мою голову, выведать каждый секрет.

Но я непоколебима.

– Святые с благодушием принимают в свои ряды новых последователей, верных им во всём, – говорит Тидда. – Но наше благодушие нужно заслужить.

– Я готова.

Она улыбается, но улыбка у неё жуткая. Несколько передних зубов распилены для заострения, образуя настоящие клыки, а язык, как мне показалось, разделён на две части.

– И ты готова убить одного из тех, кого считала своими друзьями? – спрашивает Тидда. – В прошлый раз наш разговор касаемо этого был прерван возвращением Священных Зверей.

Я продолжаю хитрить:

– Никогда не считала их друзьями, равно как и они меня. Похоже, судьба подарила мне шанс стать чем-то большим и отомстить им.

Я полагаю, что Микаэль трепался обо мне. Наверняка рассказывал о моём неудавшемся Испытании Наездника, о моём тайном побеге из деревни вместе с Охотниками в их карете, о том, что мне не были рады. Поэтому моя уловка должна сработать.

– Хорошо. Когда Священные Звери снова буду выпущены и вернутся в следующий раз, ты убьёшь одного из Охотников и бросишь им его мясо. Если сумеешь, мы примем тебя в нашу семью, дитя, и будем рады.

Я едва подавляю желание в ужасе сглотнуть. Игра должна продолжаться. Я должна быть той, кому хочется доверять. Кого можно впустить внутрь своего круга самых близких людей. Ради благополучия Ордена Когтей.

Ради Керана.

Прочистив горло, спрашиваю:

– Когда же это должно произойти?

– На следующую Луну. А пока ступай и подкрепись как следует. Убивать – дело нелёгкое. Раггоб!

В пещеру входит плотный замалёванный разноцветными красками мужчина в меховом плаще, на котором висят человеческие черепа. Он хватает меня за локоть своими огромными ручищами и тянет в сторону выхода.

– Отведи дитя поесть и глáза пока не спускай с неё, – говорит Тидда. Продетая в её нос кость вздрагивает. – Но относись уважительно. А мне нужно помолиться.

– Слушаюсь, Тидда.

Меня почти выволакивают из пещеры, за нами закрывается шторка из длинных лиан, листьев и шерсти.

Факелы горят ясным огнём, освещая путь оранжевым мерцающим светом. Дети сектантов играют с самодельными игрушками из гнилых кусков дерева и соломы, мужчины и женщины разводят костёр, собравшись возле большого камня, исписанного непонятными символами. Меня ведут прямиком к ним. В воздухе пахнет жареным мясом, и я даже знать не хочу, из чего оно было добыто.

– Садись, Нура, – вдруг заговаривает подошедший ко мне сзади Хилларк. Его красные глаза при свете факелов кажутся вдвое ярче.

Я вспоминаю о своём обещании слушаться его, поэтому делаю вид, что буду поступать только так и никак иначе. Сажусь на плоский кусок дерева, накрытый тонкой тканью. Ужасно неудобно, но приходится терпеть и обдумывать дальнейший план действий. Возле меня на землю плюхается Микаэль, уже переодевшийся в одежду местных жителей. Пытаться глядеть на него безразлично всё равно, что игнорировать пожирающего тебя