Император Николай I - Александр Николаевич Боханов

бы отыскать и в периоды предыдущих правлений. Да, Николай I их не искоренил, но старался не давать возможности им развиваться, потому что впервые в истории старался поставить им законодательную преграду. Об этом ниже придется еще подробней говорить.

Никакого «общественного мнения», если, конечно, не иметь в виду разговоры в барских особняках и салонах, в России не существовало ни до Николая Павловича, ни при нем, ни после. Салонные же «разговоры» Императору были как раз очень хорошо известны. По большей части это было светское словоблудие, пустопорожнее сотрясание воздуха, не стоившее ни гроша.

Замечательную в этом смысле зарисовку «борьбы мнений», относящуюся к концу 40-х годов, оставила в своих «Воспоминаниях» А. О. Смирнова-Россет: «Мы живем как в эпоху крестовых походов, все общество перемащивается, христиане женятся на жидовках, русские выходят замуж за итальянцев, французов и англичан, и наоборот. Митрополит Филарет говорил мне: „В селении Вавилонском друг друга не понимали, потому что говорили руками; у нас всюду и везде все говорят одним языком и друг друга не понимают“».

К этому времени «дискуссии» между «славянофилами», «западниками» и властью были, что называется, в полном разгаре. И все эти фракции «общественной мысли» явили одну родовую русскую черту, характерную и для того, и для последующих времен. Подобный «обмен мнений» всегда, почти всегда, неизбежно становился «дискуссией» глухих. Власть, ее официальные и официозные представители, еще кого-то и что-то слышала и реагировала, как умела и как могла. Оппоненты же, как из числа славянофилов, но особенно «западников», не только никого не слышали, но слышать не хотели…

И последнее, относительно славянофильских сентенций Тютчевой. Весьма примечательно, что А. Ф. Тютчева писала свои «Воспоминания» тогда, когда перед глазами была «эпоха великих реформ» Александра II, когда, что называется, во «всей красе» явились миру несуразности, произвол, бездумность и безответственность многих начинаний и проектов. Вакханалия коррупции, или, если использовать лексику Тютчевой, «колоссальных злоупотреблений», захлестнула Россию, но об этом мемуаристка не проронила ни звука…

Императора и славянофилов непреодолимо развели две темы, две базовые проблемы. Первая, более частная, но представлявшаяся первостепенной, – крепостное право. Но здесь все-таки существовало совпадение моральных оценок. Оно представлялось двум антиподам злом.

Вторая проблема являлась куда более масштабной и органичной. Здесь никакой, даже отдаленной, идентичности взглядов и оценок не наблюдалось. Имеется в виду факт существования Империи, той исторической реальности, которую учредил и провозгласил Петр I.

Для Николая I – это неизменный, непререкаемый и положительный факт русской истории. Для славянофилов же «петербургский период» – «искажение» и «искривление» течения русской жизни, это раскол ее исторического бытия; это аномалия, породившая разрыв между Царем и народом. Они хотели вернуться к формам организации власти и социума, характерным для Московской Руси. Для них это не был путь «назад»; это была «дорога домой».

Николай же Павлович подобное считал недопустимым прожектерством, чрезвычайно опасным в делах государственного управления. «Отменить империю» было невозможно; на это могли отважиться только совершенно безрассудные люди, такие, например, как лидеры мятежа 1825 года. Улучшить положение дел, заставить исправно работать имперский механизм – «да», пытаться разрушать его и заменять чем-то придуманным и иллюзорным – категорически «нет».

Петр I представлялся великим историческим творцом, дела и поступки которого достойны если и не восхищения, то уж одобрения – наверняка. Николай Павлович принимал и одобрял даже то, что с позиции обычной христианской этики не могло быть одобряемо. Надо признать, что Император воспринимал Петра слишком идолопоклоннически, чтобы замечать его недостатки.

В своих записках А. О. Смирнова-Россет запечатлела один примечательный монолог Николая Павловича, касающийся старшего сына Петра I, Цесаревича Алексея (1690–1718), который был отцом предан суду и казнен. Точка зрения Николая I являлась вполне ясной. Для него Алексей – «негодяй», а Петр «пожертвовал им для России, долг Государя повелел ему это. Страна, которой управляешь, должна быть дороже семьи». Царское служение выше личных, родовых, семейных привязанностей и обязанностей…

«Дело Петра» для Николая Павловича – священный долг; это – ориентир и негаснущий маяк. В 1839 году он прямо заявил маркизу де Кюстину: «Мы продолжаем дело Петра Великого». Конечно, многое из того, что занимало и волновало Петра Алексеевича, давно отлетело, решено и осталось памятными знаками лишь на скрижалях истории. Теперь иное время, но преданность и целеустремленность Петра не должны погибнуть втуне.

Сто лет назад Петра Алексеевича окружали надежные и преданные сподвижники. Николай I высоко оценивал их, но не с позиции моральных достоинств, а с точки зрения деловых навыков, умения достигать поставленной Самодержцем цели.

Буквально с первых часов своего царствования перед Николаем Павловичем стояла задача найти таковых. Он не пошел путем «чистки» сановных рядов. Никого, за исключением графа А. А. Аракчеева, не «отлучал» от власти, но хотел заставить всех трудиться на благо Отчества честно и самоотверженно. Старые сановники по преимуществу остались; новые «возносились» наверх, когда их человеческая порядочность и деловые качества не вызывали сомнения у Монарха.

Николай I сделал из событий 14 декабря 1825 года важный вывод: необходимо многое изменить во внутренней политике Империи, в организации власти в России, чтобы не допустить, с одной стороны, подобного антиправительственного движения, а с другой – упрочить основы власти, улучшить работу государственной машины. Эти цели представлялись взаимосвязанными.

Еще в начале XIX века в системе государственного управления произошли изменения. На смену учрежденным Петром I «коллегиям» пришли министерства, построенные не на коллегиальной основе, а на принципе единоначалия, на строгой служебной вертикали подчиненности. В 1802 году создаются первые восемь министерств: военно-сухопутных сил, военно-морских сил, иностранных дел, внутренних дел, коммерции, финансов, народного просвещения, юстиции, а также Государственное казначейство на правах министерства.

Каждому министру предписывалось иметь канцелярию и заместителя («товарища»). В 1810 году Министерство коммерции (торговли) было упразднено и его функции перешли к Министерству финансов. На следующий год было учреждено еще два высших государственных органа: Главное управление ревизии государственных счетов (Государственный контроль) и Главное управление путей сообщения.

В 1811 году вышло так называемое «Общее учреждение министерств» – нормативный акт, устанавливающий единообразие в организации и деятельности. Каждое министерство получало следующую структуру: во главе стояли министр и его заместитель; при министре существовали канцелярия и совет. Аппарат каждого министерства включал несколько департаментов, делившихся на отделения, а последние – на столы.

Принцип единоначалия соблюдался неукоснительно: директора департаментов подчинялись непосредственно министру, начальники отделений – директору департамента, а столоначальники – начальникам отделений. Министры же находились в непосредственном подчинении у Царя, регулярно докладывая тому о ходе дел в своем ведомстве. Лишь в начале XX века, после организации единого Совета министров, министры стали подчиняться и главе правительства.

В Николаевскую эпоху принципиально в системе высших государственных учреждений ничего не изменилось. Осуществлялись лишь некоторые дополнения и преобразования.