Народное государство Гитлера: грабеж, расовая война и национал-социализм - Гётц Али

франках. В августе последовала выплата в размере 100 млн, 9 сентября – 200 млн, а в октябре потребовалось еще 200 млн. Двадцатого ноября верховное командование вермахта приказало предоставить «244 500 тыс. рейхсмарок во франках», чтобы (как требовал Геринг) «не допустить перебоев в закупочной кампании на черном рынке Франции»[441]. Во второй половине 1942 года германские государственные скупщики потратили на «рождественскую кампанию» 18,5 млрд франков, которые им перечислило верховное командование вермахта. Чиновники рейхсминистерства финансов обсудили «кампанию по скупке товаров черного рынка», одобрили ее и с чистой совестью проинформировали об этом счетную палату Германского рейха[442]. По данным Рейхсбанка, в 1942 году во Франции «около 3 млрд рейхсмарок из оккупационных расходов было потрачено» с целью «импорта дефицитных товаров в Германию»[443].

Внутри страны Геринг объявил о «рождественской кампании» очень рано – 6 августа 1942 года. В «зале Германа Геринга» в рейхсминистерстве авиации он потребовал от руководящего персонала, созванного из соответствующих министерств и с оккупированных территорий, «извлечения максимума из завоеванной Европы для улучшения жизни германского народа». Пожаловавшись на то, что мародерство на войне больше не является чем-то само собой разумеющимся, он объяснил собравшимся: «Я намерен получать товары в любом случае, и делать это с размахом, послав скупщиков с чрезвычайными полномочиями сначала в Голландию и Бельгию, а потом во Францию. Они должны до Рождества скупить все, что только там есть, в лучших магазинах и на складах. На праздники мы выложим это в витринах магазинов, и германский народ сможет все купить». По задумке Геринга, его скупщики должны были приобрести «одежду, обувь и многое другое, то есть все, что там есть»[444].

В начале ноября 1942 года отвечавшие за продовольствие ведомства уже выпустили дополнительные продуктовые карточки к Рождеству. Их получатели немедленно оценили сдержанное рейхом обещание. «Особенно приветствовались распределение спиртных напитков и раздача вина занятым на тяжелых и ненормированных работах. <…> В общем и целом именно специальное рождественское распределение товаров заставило многих сограждан позабыть о тягостных будничных заботах»[445].

Как обычно, деньги на покупку «рождественских даров рейха» поступили из бюджетов оккупированных стран. «Поощренные» немцы заплатили повторно, независимо от того, шла ли речь о специальной оплате по карточкам, о «товарных надбавках» для определенных групп лиц или о покупках награбленного «дополнительного ассортимента» в магазинах. Люди совершали покупки с легким сердцем, радуясь превращению имеющихся денег в подарки, вино, шнапс, кофе, сливочное масло и сахар. Это убрало избыточную внутреннюю покупательную способность (следуя целям денежной политики) и принесло казне новые доходы.

В первый день Рождества 1942 года Геббельс написал об оглушительном успехе негласной директивы «жратва превыше всего»: «Специальное распределение продуктов питания продолжало оказывать положительное влияние на народ. Кроме того, мои дополнительные дары старикам и многодетным семьям сотворили настоящие чудеса»[446]. В тот же день Гитлер уже жаждал следующего чуда, поскольку стало очевидно, что намеченные на 30 января торжества по случаю десятой годовщины прихода нацистов к власти совпадут с поражением под Сталинградом (которое к тому времени уже не могло дольше скрываться). Его доверенное лицо Борман отмечал: «Фюрер неоднократно подчеркивал, что наиболее действенной в этот день была бы возможность сообщить германскому народу о повторном увеличении продовольственных пайков и улучшении снабжения другими товарами». Он снова хотел «закормить» народ в буквальном смысле этого слова, но вынужден был с досадой признать, что это (практически сразу же после помпезной «рождественской кампании») «к сожалению, теперь невозможно»[447]. Однако он потребовал хотя бы «сохранения» пайков на «прежнем уровне за счет более полного использования оккупированных территорий»[448].

Предстоящая «рождественская кампания» готовилась уже летом 1943 года. Евреи были лишены собственности, а валюта оккупированных стран практически уничтожена. В этой ситуации Геринг решил прибегнуть к конфискации вражеской финансовой собственности, чтобы иметь достаточно средств «на особые цели», такие как «покупка свободной иностранной валюты и продовольствия на черном рынке во Франции и Бельгии»[449]. До сих пор от такого шага воздерживались, чтобы избежать ответных шагов по экспроприации германских активов за границей. Но теперь, летом 1943 года, внимательное отношение к имевшим состояние за границей согражданам исчезло, так как приоритет отдавался материальной заботе о потребностях народных масс рейха.

Главная опора – Запад

Изысканные рестораны Бельгии

Осенью 1941 года Генрих Бёлль был временно откомандирован из Франции под Кёльн. Там он охранял советских военнопленных. Их вид наводил его на мрачные мысли. Для охранника судьба заключенных отражала беспросветность собственного существования, которое определила сначала трудовая повинность, а затем вермахт. Мечты Бёлля были посвящены Бельгии, с которой он познакомился во время прохода через нее войск в 1940 году: «На данный момент меня беспокоит только одно – попаду ли я в Антверпен или нет; там есть много хороших вещей, которые я должен и хочу взять с собой: кофе, сигары и текстиль. О, только бы это все смогло осуществиться!» И оно осуществилось: вскоре его невеста, Аннемари Чех, получила «короткий свитер без рукавов»[450].

Чтобы обеспечить своих солдат, их жен и подруг такими удовольствиями, весной 1943 года Герман Геринг потребовал «оставить в Бельгии привычный образ розничных магазинов и увеселительных заведений на уровне мирного времени»[451]. Соответственно, «изысканные рестораны, бары и прочие увеселительные заведения» в оккупированной Западной Европе не должны закрываться, «если их посещают или могут посетить германские солдаты для переключения их внимания и отдыха». То же самое можно сказать и о магазинах, «продающих товары второстепенного значения». Они должны были оставаться открытыми, «чтобы германские солдаты могли покупать все желаемое, пока не будут распроданы все запасы. Цены должны поддерживаться на разумном уровне». В Нидерландах подходящие магазины и бары (которые вопреки замыслу Геринга уже были закрыты как «неуместные на войне») следовало «снова незамедлительно открыть»[452]. Там немецкие солдаты кутили на деньги голландцев и бельгийцев.

То, по каким критериям немцы первоначально определяли размер контрибуций в Бельгии, подытожил в конце 1940 года ответственный интендант вермахта: «Поскольку по политическим и экономическим причинам финансовый сектор бельгийского государства должен содержаться в порядке (по крайней мере в максимально возможном в военное время), решено потребовать от бельгийского государства в качестве частичной оплаты оккупационных расходов сумму, которую оно еще могло собрать, жертвуя благополучием собственных граждан»[453]. Кроме того, как Франция, так и Бельгия сверх контрибуции должны были взять на себя стоимость расквартирования германских солдат[454]. Установленная таким образом ежемесячная дань превышала обычные бельгийские налоговые поступления намного больше чем на 100 %[455]. Первоначально она составляла около 80 млн рейхсмарок,