Народное государство Гитлера: грабеж, расовая война и национал-социализм - Гётц Али

якобы пользующаяся им)[472]. Отдел торговой политики при рейхсминистерстве иностранных дел докладывал статс-секретарю фон Вайцзеккеру и министру иностранных дел Риббентропу: «Усилиями министерства иностранных дел и посланника Геммена золото на сумму 550 млн рейхсмарок наконец-то перешло во владение рейха»[473].

Тем временем Франция практически сохранила весь свой золотой запас. Его части, еще находящиеся в стране, Банк Франции неоднократно переводил в Швейцарию, бывшую вне зоны доступа Германии[474]. Ответственные сотрудники Геринга в Берлине спокойно наблюдали за этим: «В случае крайней необходимости» швейцарские запасы «относительно легко могут быть использованы для целей рейха»[475].

По германским подсчетам, во время оккупации Бельгия потратила на нужды своего населения 83,3 млрд бельгийских франков. В то же самое время оккупанты присвоили себе 133,6 млрд франков, включая так называемые авансы по торговому клирингу. Сюда еще добавились вывоз золота, еврейского имущества и другой конфискованной добычи, количество которой невозможно точно определить. В итоге немцы оставили после себя экономически растерзанную страну[476].

Голландия без границ

В Нидерландах в то время было несколько больше жителей, чем в Бельгии, а именно – 8,8 млн человек. Оккупационные расходы там в 1940, 1941 и 1942 годах составляли 100 млн гульденов в месяц, которые должны были выплачиваться военному командующему Нидерландами. Кроме того, 3 млн гульденов шли рейхскомиссару, который курировал голландскую администрацию с помощью небольшого штата сотрудников[477]. Обменный курс гульдена к марке на тот момент был установлен на уровне 1:1,33. Как и везде, вермахт здесь превысил официально объявленный лимит оккупационных расходов более чем на 20 %[478]. Государственные расходы Нидерландов в 1939 году составляли 1,4 млрд гульденов[479], государственный долг в конце 1941 года равнялся уже 4,46 млрд[480], а год спустя – 8 млрд гульденов[481].

С момента вторжения в мае 1940 года завоеватели преследовали идею экономического союза (полезного исключительно для них). Говоря витиеватым нацистским языком, они намеревались «осуществить экономическое слияние страны с Германией». Уже 1 апреля 1941 года время для этого настало и экономическая граница исчезла. Ответственные лица осуществили безжалостное открытие голландских рынков для их распродажи в Германию, хотя закупки за первые шесть месяцев оккупации уже достигли такого объема, что «для разгрузки» Центрального банка Нидерландов пришлось «выпустить государственные облигации на 500 млн гульденов», что соответствовало 665 млн рейхсмарок[482]. Центробанку Нидерландов пришлось сделать это, так как оккупационные власти заставили его выкупить «крупные суммы оккупационных рейхсмарок» у германских торговцев.

Некоторые чиновники рейха, отвечающие за экономические вопросы, иногда пытались делать так, чтобы не все закупки на черном рынке взваливались на голландское государство под видом «оккупационных расходов». Это не удалось. «Так, известно, – писал германский глава финансового ведомства в Гааге, – что ранее обширные запасы» были скуплены немцами «в большом объеме за оккупационные марки». Товары «затем пересекли границу обычным путем под охраной военных»[483]. Но вместо компенсации разграбления покоренной стране ответственные за военные финансы рейха лица поступили наоборот. Весной 1941 года они зачли сумму на клиринговом счете Нидерландов в фиктивные внешние оккупационные расходы. В результате финансовое управление Нидерландов было принуждено рейхом списать германский долг в размере 400 млн рейхсмарок и отдать Германии золото на сумму 100 млн рейхсмарок[484]. Только в 1944 году границы валютного коридора были снова закрыты, чтобы хотя бы отсрочить крах гульдена[485].

В марте 1944 года рейхсминистерство экономики подытожило, что Нидерланды за все это время передали рейху на оккупационные расходы в общей сложности около 8,3 млрд рейхсмарок[486]. Если также учесть, что до марта предшествующего года германские частные лица, власти и компании потратили 4,5 млрд рейхсмарок на всевозможные закупки[487], из этого следует вывод: около 60 % мнимых оккупационных расходов в Голландии пошли непосредственно на обогащение Германии. Подробности ловкого хода стоимостью в миллиарды рейхсмарок можно подробно и красочно расписать с привлечением достоверных источников. Но мы здесь их опустим.

Предыдущие примеры позволяют мысленно дополнить сухие цифры и представить себе, как вели себя многочисленные Бёлли и Гётте, майоры люфтваффе, представители Геринга и гражданские деловые люди в богатой Голландии (тот, кто захочет узнать об этом подробнее, найдет в отчетах таможенных органов по борьбе с контрабандой в северо-западной Германии следы тысяч вывезенных ковров, антиквариата, головок сыра и многого другого). Поскольку таможенникам приходилось в основном принимать меры против военной коррупции, они продолжали следить за германско-голландской границей еще долгое время после «слияния экономик» и упразднения таможен.

Оккупационные власти все сильнее адаптировали местные налоги предприятий, налоги с оборотного капитала и имущественные налоги к германской системе. Уже в первые дни они ввели налог на военную прибыль в размере 10 %, затем 25 %, а всего через три месяца – уже 35 %[488]. Согласно модельному расчету одной из голландских газет, это привело к тому, что «в худшем случае 83,5 % прибыли голландских предприятий поступали в немецкую казну»[489]. В отличие от Германии налог на зарплату с 1 июля 1942 года в целом был повышен на 10 %. Чтобы рефинансировать специальный взнос Нидерландов на военные расходы, направленные для «антибольшевистской борьбы» (о которой еще будет идти речь), оккупационные власти также планировали увеличить налог на добавленную стоимость. В интересах социального баланса весной 1942 года подумывали и о «значительном разовом имущественном сборе, особенно для крупных состояний (промышленность, “плутократы”)». Последний «несомненно, стал весьма популярным» среди голландских нацистов из движения Мюссерта[490]. После вступления в силу новых налогов голландская ежедневная газета Nieuwe Rotterdamsche Courant подсчитала, что ставка конфискационного налогообложения составила для некоторых компаний 112 %[491].

9 февраля 1942 года Ганс Фишбёк, отвечавший за эксплуатацию Нидерландов, представил министру финансов «план, предусматривающий, в дополнение к предыдущим платежам, постоянный взнос на внешние оккупационные расходы», имеющий обратную силу с 1 июля 1941 года. Речь шла о дополнительных 50 млн рейхсмарок в месяц, из которых 10 млн – золотом. Фишбёк уже давно разговаривал об этом с крайне дружественным нацистам голландским чиновником М. М. Рост ван Тоннингеном, которого оккупационные власти повысили до главы государственного банка. Соответственно Нидерланды должны были заплатить «требуемый взнос под названием “вклад в совместное ведение войны”» против большевизма. План был тут же одобрен министром финансов («существенных возражений нет»). 2 мая 1942 года рейхскомиссар Зейсс-Инкварт попросил ван Тоннингена перевести данную сумму в центральную кассу рейха, а золото – на берлинские счета Рейхсбанка. «Особенно благодарен» оказался Геринг «за облегчение наших потребностей в золоте и иностранной валюте»[492].

Тяжелое бремя Франции

После поражения Франции в июне 1940 года германские оккупационные власти разделили ее на пять зон: Эльзас-Лотарингия была фактически включена в состав