Люди на карте. Россия: от края до крайности - Владимир Дмитриевич Севриновский

твердил, пока не надоело. Телефон у меня такой старый, что его даже не конфисковали. Я пишу сестре эсэмэску, что ее коноплю нашли. Она мне в ответ: «А пингвиненка моего не обнаружили?» Ей друг вибратор подарил в форме пингвина. Уголовка светит, а она все стесняется.

Зато потом мне столько людей позвонили и написали, что ради этого можно было и такое стерпеть. Даже мэр, увидев меня на форуме, подозвал и сказал, чтобы звонила ему, если что. Гневался: «Как они посмели в моем городе!»… И видишь, что получилось: я еще на свободе, а он – сидит…

• • •

Раньше у шлюзов канала имени Москвы напротив Ленина огромный Сталин стоял. При Хрущеве его решили убрать. Накинули цепи, потянули бульдозерами – ничего не вышло. Тогда вождя взорвали. Но чтобы уж наверняка, заложили побольше взрывчатки – и перестарались.

С тех пор потолок тоннеля под каналом вечно протекает. Архитектор к тому времени уже умер, а его сын очень возмущался. Незачем, говорил, было все к чертям разносить.

Сталин разбирался легко, как детская пирамидка.

Но кто ж у нас, когда пора скидывать вождей, специалистов спрашивает?..

• • •

Я не люблю слово «Урал». Что это за регион такой? Кама впадает в Волгу, поэтому географически мы – Приволжье. Что пермяка связывает с челябинцем? Ничего. Даже рейса прямого нет. До Казани и то проще добраться. Я считаю, если Россия распадется, нам лучше оставаться с европейской частью. По ее трубам наша нефть до Европы идет. А через Сибирь куда ее везти? Пусть отделяется, не жалко.

• • •

Основная проблема России – в такой большой стране все думают по-разному. Что бы ни случилось, обязательно найдутся недовольные. А я говорю: надо во всем видеть позитив. Тогда понравится и в аду.

• • •

Когда мы на дизельной лодке в Средиземное море отправлялись, плавали порой почти по году.

В отсеке – восемь человек, и каждый успеет всю жизнь по четыре раза рассказать. Лежишь, слушаешь соседа-таджика, и все знаешь наперед – по какой улице он пройдет, сколько хулиганов на него нападут и как он им наваляет. Но не прерываешь, потому как иначе никто баек травить не будет.

Почта приходила редко, и тогда все замирало.

Тишина. Казалось, лодкой вообще никто не управляет. Бывало, сперва получишь письмо о том, что сыну исполнился год, а потом – что ему полгода.

Пройдет рядом американский авианосец – и все небо заслоняет. А в моем ведении – две ядерные торпеды. Очень я этим гордился. Для их запуска надо было, чтобы я, командир и политрук одновременно ввели три ключа. Это по инструкции. А так я все их ключи, конечно, знал. На всякий случай.

Как-то раз нам привезли новые скафандры для экстренного всплытия. Раньше надо было подниматься по специальному тросу с шариками и возле каждого шарика пережидать, сколько положено по таблице. А кто ж такие таблицы наизусть помнит! Новый же был со специальным парашютом, который все делал сам. Да только дежурные быстро стропы на аксельбанты порезали, в деревне перед девчонками щеголять. Пришлось просить командование, чтобы автоматику убрали и вернули все как было.

• • •

Я двадцать лет дояркой работала. Детей не видела, только рожала. Садик их вырастил. Уходишь – они спят, возвращаешься – в школе. Приготовлю обед – опять на работу. Прихожу домой – снова спят… Сейчас-то все автоматическое, а тогда коров вручную кормили, доярки ящики тяжелые таскали. И ничего. Работали, детей рожали. Теперь хорошо – туалет дома, машина стирает, газ провели, так что топить больше не надо. Отдыхаем. Жаль, мы не молодежь сейчас. Они лентяями растут…

• • •

В девяностые годы неформалы у нас тусовались в ДК имени Дзержинского. Панки, рокеры, металлисты… Мало кто в живых остался. Рокеры сторчались, металлисты спились, из старой гвардии уцелел только панк по прозвищу Юра Суицид. До сих пор выступает.

• • •

Приехала я однажды в церковно-приходскую школу. Подходит ко мне маленький мальчик с шариком на ниточке.

– Давай поиграем! – говорит.

Я согласилась. А мальчик вдруг затянул басом, размахивая шариком:

– Господи, спаси и помилуй!

– Ты что делаешь? – спрашиваю.

– Как что? Играю. В отпевание.

• • •

По образованию я детский психолог. Создала строительную фирму, но во время кризиса заказчики стали кидать. Когда последним клиентам дом делали, уже знали, что не заплатят. Но все равно достроили, чтобы хоть перед собой стыдно не было. Сейчас я таксист. Надо же на жизнь зарабатывать. Многие радуются, когда видят, что за рулем женщина, и лишь некоторые пытаются указывать на каждом повороте, словно лучше меня дорогу знают. Но это пустяки. Теперь я по-настоящему счастлива. Кручу баранку, ни о чем не думаю и радуюсь жизни.

• • •

На прошлом совете директоров меня чуть со свету не сжили. Председатель пристал, словно репей. Все спрашивал, чем докажу, что мой план верный. Я и так, и эдак объясняю, а он каверзничает пуще прежнего, EBITDA ему в бок. Наконец я не выдержал и сказал, что, если план не будет исполнен, я, как японский менеджер, выброшусь из окна. Председатель сразу подобрел, и все утвердили. Откуда ему было знать, что я работаю на первом этаже…

• • •

Как мы чувствуем себя в свободном предпринимательстве? Живем. Когда-то село Желтое было столицей оренбургских ажурных платков. Мы их паутинками называем. Наш комбинат даже во время войны работал, а в девяностых не выдержал, обанкротился. Остались мы не у дел. Но платки почти все женщины до сих пор вяжут. Только уже не конкурсные, а ширпотреб. Я просто так телевизор смотреть не могу. Или прясть, или вязать буду. Мы с детства, лет с шести, к иголкам приучены. Сначала зубчики делаем, потом узоры. Все они давно известны, у каждого название есть. Мастерица только сочетает их, насколько фантазии хватает.

Сейчас Казань стала под нашей маркой вязать, другие города пытаются. И все делают вроде как оренбургские платки. Да и в самом Оренбурге, на фабрике, материал норовят чужой привезти. В Урюпинске, знаю, тоже большинство живет за счет пуха. Он там другой – длиннее. А наш короткий, но мягкий.

Меня спрашивают, почему я, мусульманка, кресты вяжу, купола церковные. А мы уважаем любую религию. Заказ был от церкви – сделала для церкви. Есть эскиз для мечети, но пока никто не просит.

Ноги отекают, еле встаю. Глаза слепнут. И все же хорошо, что это есть, иначе деревня бы вымерла. Для