Экология внимания - Citton, Yves;

его сообщения. Парадокс заключается в том, что мы обычно определяем речь как коммуникативную практику, направленную на намеренную передачу сообщения от передатчика к получателю. Для того чтобы эта практика была успешной, обычно требуется соблюдение двух условий: с одной стороны, получатель должен быть внимателен к словам передающего, а не к погоде или цвету его носков; с другой стороны, он должен стремиться восстановить смысл сказанного говорящим через его слова, а не через происхождение его акцента. Парадокс заключается в том, что, хотя психоаналитик, безусловно, заинтересован в том, что хочет выразить пациент, он считает, что сможет лучше понять это, не обращая внимания на то, что тот "думает, что говорит". Знания и практика, идущие от Фрейда, постулируют, что бессознательные желания преследуют наши слова, как призраки, и что именно позволяя нашему вниманию плавать вокруг формулировок пациента, мы можем лучше понять эти призраки.

Психоаналитик отвечает на свободную ассоциацию пациента, которому предлагается сказать все, что проходит через его голову, своей собственной свободной ассоциацией, которая преследует ту же цель: произвести дезассоциацию и реассоциацию между воспоминаниями, образами и словами, которые преследуют наш разум, делая нас пленниками заранее установленных схем мышления. Свободно плавающее внимание, по сути, состоит в том, чтобы отстраниться от традиционных ограничений рассуждений и позволить себе поддаться эффектам резонанса. Конечно, это происходит в крайне асимметричных рамках лечения, где один человек говорит, не понимая, что он говорит, а другой слушает, спрашивая себя, что можно услышать: именно потому, что пациент приписывает молчаливому вниманию психоаналитика якобы высшую способность к прояснению, аппарат позволяет до сих пор ускользающим истинам объединиться.

Стоит вернуться к двойному обоснованию, которое Фрейд дал этой экосистеме внимания в рамках лечения: "мы избавляем себя от напряжения внимания, которое в любом случае не могло бы продолжаться несколько часов ежедневно, и мы избегаем опасности, которая неотделима от упражнения сознательного внимания. Ведь как только человек сознательно концентрирует свое внимание до определенной степени, он начинает отбирать материал, находящийся перед ним". 10 Все, кажется, начинается с проблемы экономии внимания: психоаналитик страдал бы от невыносимой перегрузки внимания, если бы ему приходилось продолжать концентрироваться на том, что его пациенты хотят ему сказать, в течение восьми часов в день. Это действительно случай того, что сегодня часто называют недостаточностью внимания для выполнения задач. Однако этот недостаток ресурсов превращается в преимущество (меньше - значит больше), дающее обещание ЭМАНСИПАТОРНОГО ОТВЛЕЧЕНИЯ: если мы не можем быть достаточно внимательными, давайте будем внимательными иначе - и превратим наше отвлечение в возможность для отстранения, которое, освободив нас от наших волюнтаристских помарок, позволит нам пересмотреть проблему совершенно по-новому.

Позволяя ему избежать "отбора [наиболее значимого] из представленного ему материала" - то есть того, что лучше всего соответствует уже знакомым конфигурациям смысла, - свободное слушание, за которое выступал Фрейд, помогает освободить внимание от предварительных конфигураций, присущих любому ожиданию [attente]: "Это вопрос приостановки или заключения в скобки того, что вы знаете о мире, о себе и о другом, чтобы быть восприимчивым к тому, чего вы о нем не знаете", - пишет Дидье Узель в кратком изложении работы Уилфреда Биона.11 Чтобы лучше понять глубокое значение определенных слов и знаков, важно знать, как отделить себя от привязанности к их первому, очевидному и намеренному значению. Как справедливо заметил Питер Сзенди в, казалось бы, совершенно иной сфере музыкального слушания: "Разве определенная рассеянность не является столь же необходимым условием для активного слушания, как и полное, структурное и функциональное внимание?" 12 Андре Карпантье, со своей стороны, характеризует это отношение как отношение фланера:

Итак, подход фланера состоит в том, чтобы вводить себя в среду существ, сохраняя при этом свободную бдительность по отношению к повседневным вещам. Я имею в виду бдительность, которая приостанавливает запрограммированное мышление и оставляет фланера доступным для окружающего мира, как правило, без ресурсов специализированного анализа, поскольку он помещает себя в присутствие вещей и позволяет ощущениям открыться. Для этого требуется форма отрешенности, близкая к отпусканию, в сочетании с оголением органов чувств, в первую очередь зрения и слуха. Конечно, фланер никогда не бывает полностью отрешен от исследовательских амбиций, но он отказывается жертвовать им своей свободой откладывать дела. Фактически, фланер всегда разрывается между максимально возможным схватыванием фактического и практикой критической отстраненности, которые являются двумя притягательными полюсами его чувственного присутствия. 13

Именно этот принцип лежит в основе целой области литературной практики и исследований, которая со времен сюрреалистов мобилизует эффекты дифракции и полисемии, свойственные языковым означающим, чтобы найти в тексте означаемое, превосходящее как то, что хотел вложить туда автор, так и то, что, по мнению читателей, они нашли, пытаясь реконструировать авторские намерения. Действительно, в отличие от исторического анализа, литературная интерпретация отличается попыткой заставить себя быть внимательным к тому, что знаки могут сказать, помимо того, что, возможно, хотел сказать автор. Самый очевидный смысл не требует интерпретации. Скрытое измерение того, что побудило или вызвало использование слов, - это ресурс исторического исследования, который помогает нам понять всю сложность языкового, этического и политического выбора, сделанного авторами. Наше отношение к литературе прошлого и настоящего (и к искусству в целом), однако, определяется целым рядом резонансов, расположенных за пределами очевидного смысла и до (сознательных или бессознательных) намерений, породивших произведение. Именно внимание к этому "за" и "до" является спецификой литературного слушания. Работа, вдохновленная этим, не стремится понять причины, поскольку схема причинности предполагает сведение явлений к уже известным категориям. Напротив, литературная работа направлена на выявление форм становления, которые всегда немного призрачны и которые все еще остаются несводимыми к какому-либо заранее существующему, ясному и отчетливому знанию. Оно стремится сделать очевидными нюансы, которые ускользают от уже выявленных контрастов.

Психоаналитическая герменевтика и литературная герменевтика разделяют одну и ту же предпосылку ВНУТРЕННЕЙ ДОПОЛНИТЕЛЬНОЙ ЦЕННОСТИ: переплетение совместных, но свободно плавающих вниманий (которые, таким образом, стремятся отделить себя друг от друга ), порождает новые ощущения и формы понимания, которые превосходят сумму знаний, привносимых каждым из них. Экосистема, в которой ценится свободно плавающее внимание - будь то асимметричное, как в психоаналитическом лечении или литературной коммуникации, или симметричное, как в интерпретационных дебатах 14 - функционирует так же, как разговоры Вилема Флюссера, используемые для иллюстрации "сетевых систем": взаимодействие внимания приводит к "повышению уровня информации".

Элементарная ситуация совместного внимания, как ситуация ассоциативной бдительности, приводит лишь к передаче информации между членами группы: сделав себя внимательным к взгляду человека, который может увидеть приближающегося сзади тигра, я получаю информацию, которая спасает мне жизнь, но которая уже присутствовала в нашем сообществе. В