ТАЙНЫ ФАЛЬСИФИКАЦИИ - Владимир Петрович Козлов

Сначала, продолжал В. Г. Годунов, Борис «поколебал» доверенность к опекунам, советникам Федора Ивановича, затем выдумал опасности, «могущие произойти от единодушия трех мужей», наконец, использовал свой «обширный ум». Результатом этого стали удаление от государственных дел князей И. ф. Мстиславского, И. П. Шуйского, боярина Н. Р. Романова-Юрьева и приближение к царю сонма проходимцев Пятнадцать лет «свирепствовало сие адское чадо» – Борис как ближайший советник царя. Подозрения, клевета, доносы, выдуманные им несправедливые законы поселили «порчу» в народных нравах – «показались неслыханные пороки, открылись черные преступления, появились новые роды злодейств».

Боярин приводит конкретные примеры злодеяний, совершенных Борисом, Претендент на царский престол воспользовался доверчивым характером князя Б. Я. Вельского, спровоцировал его в 1584 г. на бунт, а затем обвинил в «домогательстве» царской власти. Он убедил Федора Ивановича отправить вдовствующую царицу в Углич, объясняя, что это предупредит бунты, подобные выступлению Вельского Борис «обнадежил» своим расположением вдову ливонского короля Магнуса Марию Владимировну, жившую в Пильтене, и, воспользовавшись ее возвращением в Россию, вынудил ее постричься в монахини, а затем убил ее дочь, возможную претендентку на царский престол

Каждое государственное преступление Бориса Годунова, заключал его обвинитель, служило ему ступенькой для восхождения к трону. Любая попытка пресечь злодеяния немедленно жестоко каралось. Так, например, случилось в 1585 г., когда «первейшие чиновники», поддержанные жителями Москвы, решили отравить Бориса, но были разоблачены и обвинены в оскорблении царя. Последствия оказались для них печальными' Ивана Мстиславского заключили в монастырь, князей Воротынских сослали, а Иван Шуйский был вынужден мириться с Борисом, расплатившись «головами своих доброжелателей»

После этого антигодуновская оппозиция решила действовать иначе. Ссылаясь на бесплодие царицы Ирины, сестры Годунова, она обратилась к Федору Ивановичу с просьбой расторгнуть брак. Тем самым появилась возможность порвать родственную связь Бориса с престолом. Для него это был один из самых опасных моментов. Но хитрость царского шурина оказалась сильнее замысла честных москвичей Годунов сумел убедить митрополита высказаться против развода, ссылаясь на то, что имеется законный наследник царской власти – царевич Дмитрий. Федор Иванович согласился с мнением митрополита.

Портрет Бориса Годунова.

Тогда митрополит Дионисий и архиепископ Крутицкий Вар-лаам прямо обратились к царю с просьбой об ограничении власти его шурина. Однако и на этот раз Борис убедил царя в том, что оба иерарха – льстецы и лицемеры, опасные проповедники, нарушители порядка. Смелые пастыри после этого были заключены в монастыри.

С тех пор власть Годунова укрепилась еще больше. От царской она отличалась «только именем, но в неимении сего единого, ему казалось недоставало всего, и, обладая всем, он думал, что не имеет ничего». Путь к трону ему преграждал царевич Дмитрий, и Борис решил его убить. Предварительно злодей распустил слух о жестокости наследника, чтобы сделать царевича ненавистным в глазах народа. «Время обнаружило ехидну, – говорит В. Г. Годунов, – обстоятельства открыли завесу, под коею таилось черное сердце. Собственное признание мучимых совестью убийц, жестокое наказание жителей Углича, с жаром свидетельствовавших об истине исследуемого преступления, принужденное пострижение матери царевича и заточение братьев ее не дозволяют ни мало сомневаться о имени чудовища, обагрившегося невинною кровью… наследника российского престола»4.

Не признает оратор и патриотизма Бориса Годунова, обвиняя его в том, что он, мечтая стать польским королем, был готов «превратить царство Московское в область Польского».

После того как В. Г. Годунов закончил свое выступление, пишет Гримовский во втором донесении, «в то самое время, когда всеобщее негодование, живо на лицах сынов отечества изобразившееся, и громогласный ропот, грозными выражениями изъявляемый, явно обнаруживали чувствования присутствующих москвитян», взял слово «в защиту своего покровителя окольничий А. П. Клешнев».

Слава, начал он, не нуждается в защите от клеветы. Но невозможно и молчать, когда всенародно поносится благодетель государства, возможно, для сведения личных, родственных счетов. Нет ничего необычного в том, что карьера Бориса Годунова началась при Иване Грозном. «Природа, – говорит Клешнев, – украсила юного Бориса душевными и телесными качествами; необычайное, с детских почти лет обнаружившееся в нем устранение от забав, свойственных юношеству, остроумие, расторопность и осмотрительность его при дворе удостоены были внимания Грозного и вкупе справедливейшего из царей»5. Годунов затем стал другом Федора Ивановича, а дружба требует доверенности.

Результаты такого союза справедливого монарха и умного, деятельного советника не заставили себя ждать. «Благодеяния полились от престола на достойнейших, и действительное правосудие не зрело еще до него пред собою столь благоговейного поклонника, истина – подобного ему поборника, ревность – ревностнейшего защитника»6.

Клешнев требует более веских доказательств обвинений, предъявленных кандидату на российский престол. Иначе можно обвинить всякого человека в каком угодно преступлении, «потому единственно, что есть, были и будут являться между людьми преступники и злодеи» В частности, такими доказательствами не подтверждено обвинение Бориса Годунова в убийстве царевича Дмитрия. Среди нас, говорит оратор, находится В. И. Шуйский, руководивший следствием в Угличе. Зачем Борису Годунову нужно было проливать кровь, когда реальная власть была в его руках. Нет ничего странного в том, что царевич был отправлен в Углич, являвшийся его уделом. Если бы Борис Годунов сейчас находился среди нас, заключал Клешнев, он мог бы только с горечью признать, что все его усилия в обеспечении «славы России», благоденствия народа встречают теперь лишь неблагодарность, злобную зависть и клевету.

Пересказав речь Клешнева, Гримовский сообщал, что она произвела сильное впечатление на присутствующих, которые под ее воздействием и высказались за избрание царем Бориса Годунова.

Публикация в «Северном архиве» (далее мы условно будем называть ее П-1) положила начало большому числу изданий и многолетнему обсуждению в печати «донесений» Гримовского. Второй раз этот источник был издан братом декабриста А. О. Кор-ниловича М. О. Корниловичем в 1834 г. под тем же названием7 (далее – П-2). Здесь сообщалось, что подлинник «с латинского перевода получен мною от бывшего казанского вице-губернатора, а ныне председателя новгородской гражданской палаты… С. К. Целова»8. П-2 существенно отличалась от П-1. Помимо отличий стилистического, синтаксического и грамматического характера, которые можно объяснить различиями в переводе, имелись и более важные разночтения.

Прежде всего, в П-2 появились два риторических выражения в речи В. Г. Годунова («Живые судьбы толикого множества мыслящих тварей», «Размыслите!») и обращение Гримовского в его втором донесении Сигизмунду III («Ваше величество! Спешу удовлетворить ожиданию Вашему!»). В П-2 было включено также отсутствующее в П-1 рассуждение об «ошибках Владимира», разделившего Русь на уделы: