Цель поэзии. Статьи, рецензии, заметки, выступления - Алексей Давидович Алёхин

к знаку признания цехом. Ну да, кого-то – подлаживаясь к вкусам редактора (что тоже всегда бывало и будет), но я не про них. Я про тех, кто, пережив не раз и не два обиду отвергнутой рукописи (а кто ее не переживал?), силился прыгнуть выше головы. Так, чтобы удивиться самому. И не просто взыскательного, но даже и слегка закосневшего на привычном, а порою, что греха таить, просто ленивоватого редактора заставить ахнуть – и поперек предубеждения начертать на рукописи: «в печать». Чтобы навязать себя литературе!

Счастливое безразличие нынешней власти к изящной словесности сделало эту работу журналов абсолютно свободной. Я их не идеализирую. У них разный уровень, свои пристрастия и нет патента на истину в последней инстанции. Но журналов много, и они разные. Если автора не разглядел «Арион», вполне вероятно, что оценит «Знамя», а если ни там, ни там, то можно ведь и в «Воздух» отослать. Я вообще не представляю сейчас сколь-либо состоявшегося стихотворения, которое не нашло бы себе места в том или ином «толстяке». Скорее уж наоборот, журнал увлечется химерой, но это издержки механизма.

И вот тут что-то случилось с самим поэтическим воинством, и ветеранами, и новичками.

Увы. Множество полулюбителей, поэтических середнячков и просто неофитов, чьи удачи не часты и требуют от такого стихотворца сверхъестественных усилий, вовсе перестали пытаться выпрыгнуть из воды и хоть на миг, да полетать – просто потому, что им неохота прыгать.

К чему тащить себя за волосы вверх, если иерархии ценностей больше нет, признанных ценителей тоже нет, и «хорошие» стихи отличаются от посредственных и плохих не мнением авторитетного знатока или знатоков, не местом публикации, не тиражом самопального сборничка, а всего лишь числом лайков, специально для этой цели собранных в кучку и повязанных круговой порукой доброжелателей?

Вот и вторая, а то и главная причина. Окончательную точку поставил всеядный Интернет.

От веку молодой или просто неуверенный в себе стихотворец искал оценки чтимого им мастера. Подкарауливал у входа в Дом литераторов или раздобывал адрес и являлся прямо на порог. И нередко, если сумел своими несовершенными творениями заинтересовать кумира, получал от него толковые советы. Чаще – довольно болезненные.

Выросло вот уже целое поколение сочинителей, которым этого не надо. Вполне достаточно блога в Фейсбуке с компанией равноценных себе френдов: написал, вывесил, получил похвалы, раздал ответные – и плавай себе в этой заводи, пуская пузыри. Можно еще и что-то вроде интернет-издательства на паях устроить, чтобы публиковать и читать самих себя. А если воротиться в офлайн, то и тут на каждом шагу бесконечные конкурсы и фестивали, где надо быть уже вовсе идиотом, чтобы, выступив, не заполучить хоть какого-нибудь диплома. Хотелось и тут написать «лайка», потому что, в сущности, этот офлайн – придаток все той же Сети.

Словом, победила демократия. Сиречь – воинствующий дилетантизм.

И надо ли удивляться, что такая смена вех в итоге приметно опустила поближе к дну средний уровень средней поэзии, а главное – почти извела ту рыбу, чьи прыжки над водной гладью радовали глаз и заполняли журналы?

К счастью, уровень поэзии всегда определяется не средними достижениями средних, а высшими лучших. Эти – поэты от Бога, их в любые времена немного, и все вышесказанное к ним почти не относится: летучая рыба, а уж тем паче редкие в нашем деле птицы, летают сами по себе. Бродского никакие журналы не печатали, да он и не особенно туда ходил. Большому таланту журналы могут пособить, но их отсутствие не в состоянии помешать; он вряд ли станет разбрасываться своими творениями в Сети, но, вероятно, и сетевые восторги его не слишком затронут, потому что его подлинные собеседники не в Интернете, а на книжной полке. Так что наши полсотни поэтов никуда не делись, да и завтра еще, пожалуй, никуда не денутся. И все же.

Я сознательно не привел тут ни одной стихотворной строчки и не назвал ни одного имени. Поэты честолюбивы. И ни один не опознает себя в «середняке», покажи ему его в зеркале, – зато обнаружит целую кучу, оглядевшись по сторонам. Так что непонятно даже, к кому я обращаюсь.

Но я-то к второстепенным поэтам отношусь весьма серьезно. И восхищаюсь теми, кому хватило азарта вопреки силе тяготения выпрыгнуть из воды. Не только потому, что без них и природным летунам будет одиноко в небе, а может, и незачем летать: из толщи воды никто их не увидит.

Без этих счастливых удач, взмывающих то и дело в брызгах, не будет того несмолкающего плеска, в рифму или без, из которого и складывается всеобщая поэтическая речь.

Хотя, конечно, летать трудней, чем просто шевелить плавниками и пускать пузыри на удивление окрестным пескарям.

«Арион,» 2018, № 3

О назначении поэта, или Кому и на фига нужна поэзия? Лекция[18]

I

Мы присутствуем при депрофессионализации литературы.

Очевидней тут обстоит дело не с поэзией, а с прозой. Книги меньше читают. А если читают, то чаще – ворованное в Интернете. Как следствие падают тиражи – и заработки. С трехтысячного тиража (весьма хорошего, по нынешним временам) при роялти 10 процентов автор редко получит больше 50–60 тысяч рублей. Ну, 75 тысяч.

Серьезный роман пишется как минимум год (я не о поставщиках чтива, лепящих свой литературный гамбургер за три недели). При этом прозаик должен сидеть за письменным столом, у него времени нет на отхожий промысел. И должен хотя бы этот год себя прокормить. Пусть не роскошно, пусть на уровне квалифицированной медсестры или хорошего школьного учителя – тысяч пятьдесят в месяц. Умножаем на двенадцать и получаем 600 тысяч. Чего удивляться, что серьезный профессиональный писатель – исчезающий вид?

И кто же приходит ему на смену? Любитель, дилетант. И прямой графоман. Тот, для кого сочинение романов – хобби. Да и строчит он их куда резвее, именно потому, что – дилетант, не ведающий муки слова: они из него сыплются. Ну и литературные ремесленники, эти-то всегда были, а теперь их массово изготовляют на курсах «писательского мастерства».

При сокращении числа мастеров и нашествии дилетантов, которых пруд пруди, а заодно и мастеровитых имитаторов, критерии размываются. Их теперь тоже охотно печатают. Вот и получается то самое «перепроизводство» культурных ценностей, о котором уже заговорили. Но подлинных ценностей ищи-свищи.

В поэзии несколько иначе. Она вообще плохо способна кормить своего создателя (за исключением прикладной: тексты песен, реклама в рифму, в том числе и реклама советской власти, сиречь ее пропаганда, чего мы тоже навидались). Она отчасти кормила статусом поэта –