Цель поэзии. Статьи, рецензии, заметки, выступления - Алексей Давидович Алёхин

признанного поэта. Платными выступлениями, участием в читательских конференциях, литконсультациями и проч. Вот, на Западе есть пост «поэта при университете» – в Англии, США: прочесть пару «лекций» в год, ну и вообще украшать своей особой титульный список, и получать за то некоторое жалование. Были, не знаю, остались ли, синекуры для поэтов во Франции, когда их назначали, к примеру, «хранителем библиотеки»: не с формулярами возиться, понятно, а приехать раз в год, иногда в другой город, на какое-нибудь библиотечное торжество. Ну а у нас кормились еще журнальными гонорарами.

Но и это все исчезает с тотальным триумфом любительщины, когда уже нет непризнанных – а значит, и признанных тоже нет. На всех синекур не напасешься. А про гонорары уж и мало кто вспоминает, да и что на них – разве пива выпить.

Но я не о гонорарах. Поэты и в прежние времена кормились, в общем-то, чем Бог послал, хотя случались и царицыны табакерки с бриллиантами.

Дело в том, что поэзия, как вообще искусство, иерархична. И притом в кубе иерархична. По большому счету – не с филологической точки зрения систематизации-классификации всего на свете вплоть до микробов, а с точки зрения культуры, – нас интересует только очень небольшой круг действительно крупных мастеров. Иерархий может быть не одна, а, скажем, две (условно «традиционная» и столь же условно «авангардная»), и даже больше: к примеру, «духовная», где окажется на олимпе вполне вторичная Ольга Седакова. Но не сколько угодно, в каждой фейсбучной компании своя. И как раз осознание иерархии, стремление подняться по ней на высокую ступеньку – не в смысле общественного «статуса», а творчески – ведет и дисциплинирует стихотворца в его развитии.

А если этого нет, если все блохи неплохи, то остается «поэзия как образ жизни».

Вообще-то она всегда образ жизни. «Поэзия требует всего человека» (Батюшков), и тот всю жизнь проводит в своих стихах. Но я не об этом случае. А о том, когда вместо служения она становится времяпрепровождением: способом обрести компанию по интересам, покрасоваться на публике, потусоваться на фестивале – в сущности, мало отличаясь от завсегдатаев собачьих выставок или слетов серфингистов. Превращается в род «ролевой игры», как остроумно обозначил в свое время злоязычный Виктор Топоров. А собственно стихи и даже бесчисленные поэтические книжки становятся при этом не главным событием литературы, но лишь поводом и элементом оформления организуемого действа.

Но у поэзии есть более существенная роль в жизни человечества.

Потому я хочу поговорить о назначении поэта. И назначении и месте поэзии.

II

Все уже заметили, что тема эта дословно совпадает со статьей Блока «О назначении поэта», его знаменитой Пушкинской речью, произнесенной в 1921 году в 84-ю годовщину смерти Пушкина. Если сформулировать ее суть, то назначение поэта – внести гармонию в мир.

Что и есть абсолютная истина. Вопрос однако: зачем ее вносить и кому это нужно?

Много лет назад маленький сын соседа по даче, когда мы туда приехали, долго и внимательно разглядывал нашу кошку, а потом, подняв на меня искренние глаза, вопросил: «А зачем она вам?»

С поэзией примерно такой же случай. Так что назвать эти мои размышления надо бы не «О назначении поэта», а «Кому и на фига нужна поэзия?».

Ну, в высоком смысле оно понятно. Вот тот же Блок в 1907 году в статье «О лирике» (я запасся цитатами, они и еще будут) писал: «мыслитель, ученый, общественный деятель питается плодоносными соками лирической стихии – поэзии всех веков и народов».

То есть она питает элиту человеческую. Или питала.

У меня, правда, впечатление, что нынешние властители дум и народов – от законодателей в Думе, чиновников в правительстве (как и их оппонентов, впрочем), владельцев заводов, газет, пароходов до авторов многословных и невнятных газетных статей и убогих сценариев телесериалов – после «ласточка с весною в сени к нам летит» из букваря ни одной стихотворной строчки не прочли. Увы, они страшно близки к народу и по уровню образования, и по развитости вкуса, и по привычкам – и тоже ограничиваются тем, что смотрят ТВ или копаются в Интернете.

Но это другая, хотя и связанная с нашей, проблема. Я о более широком круге читателей.

Место поэзии в разные эпохи не одно и то же. И за полвека, на моих глазах, оно изменилось радикально. Можно сколь угодно потешаться над залихватской формулой «больше, чем поэт», но, вообще-то говоря, несколько раз в нашей культурной истории так и было.

В 60-е годы минувшего века стихи читало огромное большинство образованных людей, отнюдь не только гуманитариев. Это был своего рода язык и пароль интеллигенции. Частенько в беседе звучала строчка из Пастернака, Цветаевой, Гумилева (нередко – из ненапечатанного, из ходившего в машинописи), в ответ ее продолжение, и это означало: «свой». Стихи были инструментом внутренней свободы, способом противостояния ужасающе плоским и скудоумным условиям советской жизни. Глотком такой свободы были и пресловутые стадионные вечера, отчасти замещавшие невозможные тогда митинг или рок-концерт. Нетрудно видеть, что роль поэзии была не столько ее природная – художественная, эстетическая, о которой писал Блок, а более упрощенная, социальная. Но читали едва ли не поголовно.

О том, что поэтический бум шестидесятых был явлением не вполне художественным, свидетельствует и тот факт, что от тех лет уцелели в реальном фонде поэзии не совсем те, кто был тогда королем. Да, что-то из Вознесенского, часть Ахмадулиной. О Евтушенко грустно вспоминать. Рождественского и не знают. Зато остались чуть ли не целиком те, кто не блистал на эстраде, – Чухонцев, Кушнер (не говоря о принципиально андеграундных, например лианозовцах, или «маргинальных», вроде Ксении Некрасовой). Но в 60-е отличить подлинное от блескучего было труднее, как это всегда бывает современникам. Сейчас-то разница очевидна: как масло и вода.

Но это в прошлом. Ныне ситуация в корне иная. То есть не совсем: есть фестивали, слэмы, новая эстрадная поэзия – Всеволод Емелин, Вера Полозкова, Дмитрий Быков. Прямое продолжение той давней эстрады, хотя и с куда менее многолюдными залами и претензиям попроще. Но в наше время их уж только совсем простодушные путают с поэзией как таковой. С поэзией как искусством.

Так вот, я о предназначении поэзии – а не об эстраде и стихах как роде времяпрепровождения. Хотя последнее тоже имеет культурный смысл – занятие не из худших, только не надо путать.

Но кто все же читает высокую лирику помимо самих поэтов и зачем оно ему? Скажем прямо: таких немного. Достаточно сравнить поэтическую полку книжного магазина, где она вообще есть, с площадью остального торгового зала. Да и на той в основном не новые