Приручи ветер - Андрей Урбанович

– Я беременна, Владик, – сказала Людмила и её щёки залились румянцем.

Карпинский встал из-за стола, прошёл по кабинету, остановился у окна, покачался на носках и спросил:

– От кого?

– Как от кого? Ты не догадываешься?

– Вообще-то у тебя муж есть, не забыла?

На глазах Людмилы выступили слёзы, тушь стремительно поплыла по щекам.

– Это твой ребёнок, – всхлипнула она.

– Вот это неизвестно.

– Известно. Мой Володя… Он… Очень щепетилен…

– Хороший, значит, твой Володя? Что же ко мне бегала?

– Я думала, ты меня любишь… Хоть немного…

Карпинский подошёл вплотную к плачущей женщине.

– С беременностью – к мужу любимому, родному и такому… щепетильному, – сказал он.

Она как-то разом постарела, ссутулилась. Лёгкая дамская сумочка оттягивала руку. И ноги подкашивались. Когда она двинулась к выходу, Карпинский окрикнул её:

– Постой. Вот тебе деньги, – он стремительно что-то начертал на листе бумаге. – Поедешь по этому адресу. Отдашь записку главврачу. Там имя отчество. Это мой школьный друг. Объяснишь, он поможет.

– Ага… И мужа с собой возьму, чтоб морально поддержал, – женщина попыталась улыбнуться.

– Это как знаешь, Люда. И не вздумай устраивать спектаклей. А то я тоже что-нибудь устрою. Ступай.

Кабинет опустел, Карпинский потёр виски. Бывают же такие незадачливые дни.

Снова распахнулась дверь. На пороге появился невысокий лысоватый толстячок, когда всё вокруг рассыпается на части, да ещё одно наслаивается на другое – обвал. Нет, скорее, завал…

Снова распахнулась дверь. На пороге появился невысокий лысоватый толстячок.

– Миша! Собственной персоной! – воскликнул Карпинский.

– Привет, Владик. Слушай, от тебя такие дамы выскакивают!

– Завидуй! Ширпотреб не держим.

– У неё, кстати, колечко на пальце.

– Ишь, внимательный какой! И это разглядеть успел! Ты же знаешь, я романы только с замужними кручу. И не подцепишь ничего и есть, кому дамочку вернуть, – весело сказал Карпинский. – Шучу. Эта по делу приходила. Ну, рассказывай.

Толстячок прошёл к столу, бросил своё громоздкое тело на стул и сказал:

– Плохие новости, дружище. Улетел твой иностранец. Два часа тому назад.

– Как улетел? У него рейс послезавтра!

– А вот так. Поменял билет и улетел на двое суток раньше. Спугнули вы его.

Оставшись один, Карпинский достал из сейфа бутылку армянского коньяка, наполнил им до краёв обыкновенный гранёный стакан и выпил залпом. Всё катилось под откос.

Свой рассказ я провёл в обычной манере, почти монотонно произнося фразы. Уже к середине повествования мне стало ясно, что Карпинский и Владислав Аркадьевич – одно и то же лицо. Но останавливаться было поздно. И вот замолчав, я сидел перед «героем» истории, боясь поднять на него глаза. Пауза затянулась, но вот Карпинский заёрзал на стуле и многозначительно произнёс:

– Та-ак… Замечательная повесть! И что мне прикажешь с тобой после этого делать?

– Я не хотел. Мне ведь неизвестно, куда история повернёт… – глухо сказал я.

И тут наконец обнаружил своё присутствие Пётр Вениаминович.

– Знаете что, Сережа возможно, прав, – примирительно подытожил он. – Мальчик не знает ни персонажей истории, ни что они сотворят в следующую минуту. Этот процесс похож на прямую трансляцию. Никто, включая нашего транслятора, не ведает ни хода, ни финала событий.

– А можно как-нибудь перенастроить ваш ретранслятор, чтобы он рассказал нечто относящее к делу? – Карпинский замахал руками, как мельница жерновами. – Я хочу знать, что фотографировал этот аппарат. Факты. Имена. Мельчайшие детали. Вот что нужно! А моя жизнь никого не интересует!

– Есть вариант, – задумчиво произнёс Пётр Вениаминович. – «Лаура» демонстрирует огромный потенциал нашего подопечного. Ему лишь необходимо помочь… Посмотрите на экран. Видите развилку? В момент включения, он способен выбрать несколько вариантов… Нужна настройка.

– Поясните! А лучше сделайте! – жёстко потребовал Карпинский.

Этот короткий диалог вызвал во мне прилив страха. Они говорили обо мне, словно я был не человеком, а неким прибором, инструкция от которого утеряна, и теперь, вслепую, на свой страх и риск, эти двое попробуют запустить эту машину заново.

– Можно использовать куб… В общем, это эффективная технология, хотя ещё и не до конца опробованная. Химию я бы не советовал. Вторичный приём препарата ничего не даст. Хотя, если рискнуть…

Я вскочил с места, подался назад, и провода, опутавшие моё тело, посыпались на пол.

– Серёжа! Ты чего испугался, глупый? – сказал Пётр Вениаминович.

Карпинский проворно соскочил и, оказавшись за моей спиной, схватил меня своей огромной ручищей. Я беспомощно повис в воздухе.

– Не надо резких движений, тогда всё будет хорошо, – продышал он мне в самое ухо.

– Только уколов не делайте, – умоляюще сказал я.

– Не будет уколов. Ты ведь хотел знать, что это за прибор, правда? Вот мы и покажем, как он работает. Владислав Аркадьевич, отпустите мальчика, – обратился Пётр Вениаминович к краснолицему громиле. – Сейчас я всё объясню, – профессор говорил спокойно, ласково, но от его вкрадчивого голоса мне стало совсем не по себе. Наконец меня поставили на ноги, но рука Карпинского железной хваткой удерживала моё запястье.

– Подведите мальчика сюда, – попросил Пётр Вениаминович и распахнул створки куба. Внутри него была круглая зеркальная сфера, посередине стояло кресло, такое же, как в пассажирских самолётах.

– Погляди, Серёжа, ничего страшного тут нет. Ты сядешь вот здесь, словно цыплёнок в зеркальном яйце. Мы подключим к тебе датчики. Этот круг, в котором ты будешь, начнёт вращение. Мы зададим тебе несколько вопросов. А ты на них ответишь. Вот и всё, – улыбаясь, сказал профессор.

Едва двери закрылись, внутри вспыхнули лампочки. Я сидел, пристегнутый ремнём безопасности, обмотанный проводами и ждал. Медленно завращалось пространство вокруг, затем из маленького динамика, вмонтированного в кресло, прозвучал голос:

– Серёжа, сейчас я произнесу ключевые слова, а ты мне расскажешь, что увидел. Договорились? «Рукопись». «Фотоаппарат». «Комната». «Люди», – механическим голосом проговорил Пётр Вениаминович. – Будь внимателен. Повторяю…

Передо мной всплыло измождённое поросшее щетиной лицо человека лет пятидесяти, но тогда он показался мне глубоким стариком.

– Поймите, я не хочу ни с кем сводить счёты, – говорил он. – Я многое пережил, и пусть об этом, хоть кто-то прочитает. Не знаю, как там насчёт слога… Если у вас есть редактор – пусть правит. Но факты сохраните. Никто не желает пропасть бесследно. Вот и я просто рассказал о своей жизни. Так и запишите.

Складывалось ощущение, что он говорит это для меня, глаза в глаза, и ждёт, как я на это отреагирую. Стремительно замелькали сюжеты, как в документальной хронике: печатная машинка, аккуратно сложенные листы, пробитые дыроколом и перетянутые тесьмой, снова фотоаппарат и настольная лампа…

– Серёжа. «Лаура» показывает, что ты готов, – услышал я голос из динамика.

– Ничего нет. Только голова чуть кружится, – ответил я.

– Попробуем усилить… – произнёс профессор.

Пространство вокруг вспыхнуло, наполнилось воем, дребезгом. Каждая клетка моего тела откликнулась на эти метаморфозы. Возникло ощущение, что кто-то с помощью магнита вытягивает мой позвоночник. Я зажмурил глаза, заткнул уши и заорал, что было сил: «Мне страшно!»

– Серёжа, соберись! – скомандовал голос из динамика, Фраза прозвучала замедленно, на невероятных низах, слова растягивались и искажались.

– Ты ведь хочешь домой? – на той же ноте протянул голос.

Но я уже ничего не хотел. Меня не стало. Меня словно вытащили из собственного тела. Была маленькая точка в необъятном чернеющем космосе – и больше ничего. В обступившей со всех сторон темноте показался просвет, и я рванул туда изо всех сил. И увидел лицо одного из своих мучителей – Карпинского. Только оно было не красным, а стеариново-белым, и в его зрачках бесконечной цепочкой мелькали блики.

– «Лаура» показывает, ты в процессе! Мы тебя слушаем! —проговорил чей-то механический голос.

«Как же вы меня замотали со своей „Лаурой“», – пронеслось в сознании и я, как советовал дед, нажал спасительную точку на предплечье. Картинки пропали. В динамике раздалось профессорское:

– Ничего не понимаю, – и вращение прекратилось.

Меня вывели или вынесли – не помню. Но пришёл в себя я