Приручи ветер - Андрей Урбанович

– Ведь ты что-то видел, правда? Только не ври пожалуйста.

– Там разное мелькало. Не разобрал. Очень быстрая смена картинок. Мне было очень страшно.

– Надо было сосредоточиться, – вздохнул Пётр Вениаминович.

– Переговорить бы с глазу на глаз, – сказал Карпинский и, взяв старика под руку, повёл его в соседнюю комнату.

– Мы сейчас вернёмся, можешь пока посмотреть журналы, там картинки интересные, – предложил профессор, выглянув из-за широкой спины Владислава Аркадьевича.

После всего пережитого разглядывать иллюстрации – нелепое предложение! Хотелось бежать отсюда как можно скорей и как можно дальше. Я бросился к входной двери, потянул ручку – закрыто. В следующий момент моя ладонь легла на цифровую панель, я увидел… Нет, не сразу, сначала возник мутный поток, а уже потом, напрягаясь, я разглядел сквозь него, как сухонькая старческая рука нажимает по порядку четыре цифры: «1», «2», «3», «6». Последняя цифра была еле различима, а затем и вовсе пропала. Стремительно набрав код и услышав щелчок, я снова потянул дверь на себя, но она не поддалась. Перепроверить не получилось. Что-то умерло о мне. Ни слов, ни образов – пустота. Я ринулся к окну. Решёток не было, но это седьмой этаж. Конечно, можно разбить стекло и закричать. Но кто придёт на помощь?

Внизу жил своей жизнью город, ехали машины, шёл вприпрыжку мальчишка, наверное, мой ровесник. Казалось, можно всё отдать за то, чтобы вот так беззаботно шагать по улице, неважно куда. Уткнувшись лбом в разогретое солнцем стекло, я смотрел на это, как на потерянный рай. И в этот момент появилась белая бабочка, точно такая, как на дедовском острове. Покружив, она, сужая круги, села против моей ладони с той стороны стекла. Медленно расправляя и складывая крылья в парус, она вдруг спорхнула и полетела в сторону соседнего окна, туда, где была профессорская каморка. Я двинулся следом и, очутившись у дверей, услышал каждое слово. Разговор шёл на повышенных тонах. Распалённые, они не предполагали, что говорят чересчур громко.

– Вы поймите, это ещё ребёнок! – это был голос профессора. – Неизвестно, как отреагирует его организм.

– Сейчас не об этом, а о том, может помочь ваше средство или нет! – заорал Карпинский.

– Никто не знает.

– Значит, надо пробовать! Иначе грош цена вам и вашему отделу! Хорошо сотрясать воздух абстрактными идеями, а здесь – реальное дело, и результат нужен реальный!

– Тогда вызывайте реанимобиль! Кто знает, что станет с мальчиком.

– Вечно вы перестраховываетесь. Вызовем если что. Здесь близко. Через пять минут будут. Не усложняйте ситуацию!

– Ничего я не усложняю, – пробурчал Пётр Вениаминович. – Просто исход неизвестен.

– Да поймите вы, тут такая махина закрутилась. Я попросил, чтобы его отца задержали до вечера. Но там повод плёвый – деловая переписка с английским учёным! Яйца выеденного не стоит. Возможно, его уже домой отпустили. Завтра такого шанса не будет.

– А кто ответит, если что? – тихо спросил профессор.

– Я! Я беру на себя всю ответственность! Устраивает?

– Тогда подтвердите это письменно…

– Что? Ну, Пётр Вениаминович! Вы серьёзно?

– Иначе никак, – всё так же тихо сказал профессор.

– Понятно… Моё слово для вас ничего не значит. Давайте бумагу.

Всё затихло, только изредка доносилось постукивание тросточки Петра Вениаминовича.

– Вот. Получите, товарищ, гарантийное письмо! – громко сказал Карпинский. – Довольны? Удивили вы меня, ой, как удивили! Доставайте ваше чудо-средство и идём…

Я отпрянул от двери – к тумбочке, где кипой лежали журналы и наугад открыл первый попавшийся. Они вошли торжественно, будто собрались поздравить меня с днём рождения или выигрышем в лотерею. Выражение лиц у этой парочки было столь одинаковым, что они стали похожи друг на друга. Губы улыбались, а глаза, что у краснолицего, что у старика, – злые, сосредоточенные, не мигая, глядели на меня. Отвратительная ясность их дальнейших действий вызвала во мне панический ужас. Не зная, как изменить ситуацию или хотя бы оттянуть время, я заговорил первым:

– Мне кое-что вспомнилось из картинок, которые мелькали в кубе, – промямлил я.

– Правда, что же ты там видел? – спросил Карпинский.

– Давайте я нарисую. Можно листок и ручку?

Когда передо мной положили ватман, моя рука, вцепившись во фломастер, стала стремительно чертить какие-то схемы, пентаграммы, значки. Делалось всё это без участия сознания, в полуобморочном состоянии. В чём смысл данной писанины, мне было неизвестно. Но я чётко знал, как только все эти знаки будут написаны, начнётся нечто страшное. За моей спиной нависли двое мужчин, терпеливо наблюдая за тем, что чертит фломастер, их дыхание вызывало озноб и ломоту в спине.

– Всё… – выдохнул я.

Рука Петра Вениаминовича бережно взяла лист, сквозь толстые линзы очков его глаза напряжённо вглядывались в неровные каракули.

– Не может быть!.. Ты действительно это видел? Нет, этого просто не может быть, – говорил он.

– Чего не может быть? – раздражённо спросил Карпинский.

– Почти тридцать лет назад мы проводили исследования… Были похожие знаки, мы тогда расшифровали их как предупреждение об опасности, – начал профессор.

– Послушайте! Я потратил полдня неизвестно на что! Мы будем заниматься делом или нет? – взорвался Владислав Аркадьевич.

– Серёжа, сейчас мы сделаем тебе укол. Это совсем не больно, – старик не успел договорить, потому что я стремительно нырнул под стол.

– Что же вы? – воскликнул Карпинский. – С мальчишкой справиться не можете!

Я прополз вдоль ножек стола и уткнулся в ноги Карпинского. Он придавил меня сверху огромной ладонью и крикнул:

– Несите сюда жгут и шприц!

Все мои попытки вырваться оказались тщетными.

Перетягивая руку, профессор что-то бормотал и вдруг удивлённо произнёс:

– Господи, как же… Как же я сразу не догадался?.. Твоя фамилия Плетнёв?..

– Колите, чёрт вас побери, я устал его держать! – заорал верзила, впечатывая меня в пол.

И тут раздался грохот. Это входная дверь, распахнувшись настежь, ударилась о стену.

– Вы кто?! Почему без разрешения?! Выйдите и закройте дверь с той стороны! – гаркнул Владислав Аркадьевич.

Вошедший ничего не ответил. Тело моего палача вдруг обмякло и с тихим шорохом распростерлось рядом. Вскочив на ноги, я увидел перед собой деда. Перед ним лицом вниз лежал профессор, сжимая в руках шприц.

– Не волнуйся, Серёжа. Теперь всё позади, – сказал дед. – Мы сейчас уйдём, я только заберу несколько вещиц.

Меня била дрожь, но едва дедовская ладонь легла на моё плечо, она унялась.

– Сядь. Успокойся. И не смотри на них. Я скоро.

Он на несколько минут исчез в профессорской каморке и вернулся оттуда с папкой, магнитофонной записью и листом бумаги.

– Запись отдашь отцу. Тут всё от начала до финала. Страховался старик. В этой папке твоё «Дело» – его сожжёте. А это… Взгляни, Серёжа, что здесь написано: «Все риски по эксперименту беру на себя. Что подтверждаю собственноручно подписью. В. А. Карпинский».

– А что с ними, – кивнул я на своих мучителей.

– То же, что было бы с тобой, поставь они тебе эту инъекцию, – ответил дед.

Он открыл куб. Пробежался пальцами по кнопкам. Зеркальная сфера стремительно начала вращение. Положил на стол записку Карпинского и сказал:

– Теперь можно идти.

Сфера внутри открытого куба набирала свои обороты. Зеркальные блики летели по стенам комнаты и, мелькая, отражались в распахнутых глазах Карпинского.

…Охранник на выходе спал, положив под голову обе руки. Больше нам никто не встретился. Улица тоже казалась безлюдной, словно город внезапно вымер. Мы шли пешком через заросшие летние дворики.

– Как ты открыл замок? – спросил я.

– Открыл его ты, надо было просто повернуть ручку, – ответил дед. Внезапно он остановился, взял меня за голову, ощупал лицо и в сердцах сказал:

– Какие же они скоты! Но больше тебя никто не потревожит. Даже воспоминания об этих днях не будут докучать тебе. Знаешь,