Традиции & Авангард. №1 (8) 2021 - Литературно-художественный журнал

У нас водку ночью можно взять, хлеб дешевле в два раза, не надо ездить в гипермаркет далеко – мы удобные, мы для всех удобные.

Почти для всех.

Зияш. Я думать стала, что дальше делать, анау-мынау. Куда ее теперь такую? Когда пришли, я ей зубы передние выбила, раскрошила и с молоком смешала. Пусть пьет и молчит. Пусть молчит теперь, рта не раскрывает, зубы свои не показывает. Надоела мне она.

А потом поняла я: это Аллах проверяет меня, жертву просит. Мы в ауле каждый год выбирали в стаде белого барана с отметиной на лбу – боз каска[42]. Резали и отдавали Всевышнему. И сразу все хорошо становилось.

Эта Катя «боз каска» была.

Карлыгаш. Она вызвала и сказала, что продает меня. Я разучилась рот открывать и молчала. У меня десять зубов отняли, самых красивых, я стояла и молчала. Она говорила, что так будет лучше – и для папы моего лучше. Обернулась, а в руках ее – деньги. «Это для папы твоего», – говорит.

Меня теперь стороной все обходили – Таня, Света, Лиза, даже Серик. Даже водки уже не давали, а это признак плохой. Чужая я, меня готовили. Когда Аню продавали, тоже так готовили. Водки не давали, волосы не стригли, работы меньше.

А куда меня? Она сказала: «Потом узнаешь».

Зияш. В сауну за сто тысяч можно было отдать, только куда эту? Таню можно продать, видная такая, возьмут. А эту – нет. Мясистая, маленькая, голова круглая, да зубы еще эти. Южанка, с гонором.

Я у цыган спросила, они сказали, что подумают, – им дети нужны, а со взрослыми суеты много. А еще спросили: «Руки у нее есть?» Я поняла, анау-мынау. Без рук дороже можно было отдать. Там просто.

А мечеть скоро. Я и билет домой уже купила.

Карлыгаш. Вечером я просрочку перебирала, она с ремнями пришла – три ремня кожаных было. Сказала встать, а потом начала руку завязывать правую. Прижала к плечу и тремя ремнями обернула. Посмотрела и сказала: «Теперь так ходить будешь».

Она ушла, а я села – просрочку одной рукой начала перебирать. Что я думала? Наказание такое. Захотелось ей так.

И я неделю так ходила. Я две недели так ходила. Потом и третья пошла – а я привыкла уже.

Карлыгаш встает, прижимает правую руку к телу. Ходит туда-сюда в таком положении. Зияш смотрит на нее угрюмо. Карлыгаш опять садится на землю.

Зияш. На третью неделю я сказала Амантаю, чтобы в клинику нашу ее вез, анау-мынау. Там все просто. Одна рука – это просто.

Карлыгаш. В тот день она сняла с меня ремни. А рука уже как чужая.

Зияш. Берешь барана боз каска, веревкой перевязываешь две передние и одну заднюю ногу вместе. Одна нога остается свободной, анау-мынау.

Но сначала нужно выбрать нож. Он должен быть острым и массивным, рукоятка удобной, чтобы не скользила по ладоням. Потом выкопать ямку глубиной по колено – туда кровь стекается. Потом связываешь барана. Голову его надо к Кибле[43], то есть в сторону мечети. Затем просишь прощения у животного и режешь ему горло.

Жанбас[44], тазовая кость, достается почетному гостю.

Карлыгаш. Ее хирург знакомый заболел, на завтра перенесли. Амантай отвез обратно в магазин – и меня посадили в чулан. А я уже все поняла. Завтра все будет по-другому.

Я про папу думала. Про деньги не думала, обман это. Я к обману привыкла, уже самой себе не верила. Я на нее злилась. Я придумала, что с ней можно сделать. Нельзя убивать, надо свободы лишить. В тюрьму, и пусть там живет. Я молиться начала. Пусть Аллах спасет. Пусть сделает что-нибудь. Пусть я умру. Пусть что-то изменится.

А потом я вспомнила, как меня зовут. Меня ведь не Катя зовут. Меня зовут Карлыгаш. Ласточка я. Карлыгаш.

Зияш. Замолчи ты. Тихо ты. Помолчи!

Карлыгаш. Я не Катя. Я не Катя! Меня зовут Карлыгаш! Меня зовут Карлыгаш!

Зияш. Я в тот день собрала всех и читала про Айюба[45]. Он все вытерпел. Аллах детей его умертвил, богатство отнял, болезнь наслал – он терпел. Молился только. Аллах родственников отвернул, изгнанником сделал, с женой поссорил. А он верил в Аллаха, молился. И Аллах ему все вернул, вдвое больше.

Карлыгаш (тихо). Меня зовут Карлыгаш. Я – Карлыгаш.

Зияш. Айюб прожил долгую счастливую жизнь, Аллах подарил ему способность совершать чудеса. И в тридцать восьмой суре сказано: «Воистину, мы нашли его терпеливым. Прекрасный раб!» Прекрасный раб! Понимаете?

Карлыгаш. Я слышала из чулана, как она читает. Потом наступила ночь, и все стихло. А потом что-то зашумело.

Качели вдруг сами по себе начинают раскачиваться. Карлыгаш сидит на земле и смотрит на качели. Зияш ходит вокруг качелей.

Зияш. В ту ночь я заснула. В первый раз за шесть лет заснула. Только ночью меня разбудили. Всех разбудили. А потом началось. Я думала, мне снится тот мой кошмар. Их много было, десятки. Я выбежала во двор… Они – за мной.

А последнее, что я помню, – в небе луна полумесяцем была. Как на мечети моей. Мечеть, я не увидела ее. Анау-мынау.

Качели раскачиваются сильней, еще сильнее. Зияш пытается их остановить, прыгает вокруг них, но у нее ничего не получается. Подойдя слишком близко, Зияш получает по лицу железным углом и падает навзничь.

Карлыгаш смотрит на хозяйку угрюмо. Та лежит и не шевелится. Кровь растекается вокруг Зияш.

Карлыгаш. Это Аллах, он увидел и сделал так. По-другому никак. Только он так может.

Качели перестают раскачиваться, замедляются. Карлыгаш встает с земли, подходит к Зияш, смотрит на нее сверху вниз.

Качели останавливаются.

Там убили русского какого-то – и они пошли на магазин, бритые эти. Это не мы, мы ни при чем тут были. Только кто спрашивает? Никто не спрашивает.

Сначала стекла все разбили, потом дверь выломали, потом бить всех начали. А я в чулане сидела. Молодые такие, громкие и только кричат: «Россия для русских! Россия для русских!»

Они не нашли меня, других нашли. Таня, Света, Лиза, Серик, Амантай – всем плохо было. Их в больницу потом отправили. А Наташа убежала, мешок денег забрала. Только потом нашлась все равно. На Красной площади фотографировалась.

Карлыгаш подходит к качелям. Оборачивается к Зияш, лежащей на земле.

Она у качелей детских лежала во дворе.