Традиции & Авангард. №1 (8) 2021 - Литературно-художественный журнал

Марина. Ой, да, короче, давай целоваться. Так говорить надоело.

Вове деваться некуда. Они стоят на осколках и целуются. Оба стараются не широко открывать рот, чтобы максимум два пальца.

2

День. Квартира. Никаких праздношатающихся людей нет. Только Марина и тучная женщина. Квартира в ужасном состоянии, конечно. Прокурено, дышать особо нечем, на полу много осколков.

Марина. Я же говорю, что район неблагополучный, хоть и центр.

Женщина теребит длинную сережку в ухе.

Марина. Тут у нас под окнами в День Победы, в День города, во все праздники, кароч, тут у нас общественный туалет автоматически. И так всегда было. Это святая традиция екатеринбуржцев. Тут очереди даже бывают. И в советское время тут опасно было, да. Тут у нас в соседнем доме банда одна жила, они многих перерезали. Особенно любили резать женщин, которые такие, необремененные худобой. Ну как вы, кароч. Вот таких они резали. Маньяки. И грабители. Все вместе. А над нами, прямо на чердаке под крышей, нашли в девяностые только все их орудия убийства. Но с того времени никто туда не залезал. Кроме воров-домушников. Вот в соседнем подъезде именно так и орудовали они. Они на чердак залезают, а потом раз так – офисный потолок разбирают и влезают в помещение. Пару компьютеров забрали так. И еще статуэтку. Дом старый, там какой-то люк был между чердаком и последним этажом. Даже сигнализация не спасла. Но так да, транспортное расположение удобное. Стены толстые. Дом теплый… Коммунальщики дерут много, конечно… Но так везде. Что еще должна сказать… А! Да. Я где-то читала, что при продаже надо рассказывать обо всех несчастных случаях и обо всех смертях, которые тут были. Я продавец очень честный. Мама продавец, конечно. Но не суть. Мама тоже честная. В этой квартире умерла только прабабка. Вот в этой самой комнатке. Курила много очень. Вы не курите? Я вот, как видите, тоже курю. Яблоня от яблони. Так вот. Курила она так, что после ее смерти потолок над ней черный от дыма был. Вот так я не курю. Я невзатяг даже. Рак губы будет. А потом еще пару месяцев ее прах тут лежал. Потому что, ну, тело кремировали, а дети ее не договорились, кто ее хоронить будет. Так вот и стояла урна тут непохороненная. А потом ночью мой дед диссидент проник сюда – он тут не жил просто в то время, – выкрал урну и темной ночью похоронил на кладбище тайно. Я вас не пугаю. Я продавец просто честный. А так че тут еще… Ну, темные силуэты в зеркалах я не видела ни разу… А вы из интеллигентной семьи? Это дом ученых. Тут в тридцатые его весь ученым отдали. У нас последняя квартира, где живут их потомки. Все остальные квартиры посуточно сдают. И вот еще за стенкой там маленькая девочка на скрипке учится играть. Так что у нас тут все должно быть хорошо.

Марина пинает пустую бутылку под кровать.

Марина. Это бардак так. Случайно. Извините. Мир, труд, май отмечали. А кстати, еще и Парад Победы эксклюзивно по ночам перед Девятым мая у вас тут проходит. Танки здесь репетируют. Надо будет тоже отметить.

3

За окном промелькивают молодые деревья. Как хорошо, когда ты юный, зелень вокруг юная и тебе не надо сдавать экзамены, не надо сдавать ЕГЭ, не надо идти в приказном порядке на парад. Вообще ничего не надо. Этот кайф молодой взрослой жизни в следующий раз, наверное, повторится только на пенсии, когда ты уже точно никому ничего не будешь должен. Марина и Вова едут в старом автобусе. Тепло.

Марина. А дача у меня от прадеда. Он ее купил. И у нас никто не закатывал банки. Наверное, у меня у одной такая семья, где банки не закатывали.

Молчание. А в этом молчании звук старого мотора, кочки, ухабы и громкая музыка из наушников мальчишки рядом. У этого мальчишки все еще впереди.

Марина. А эта деревня – она старше Екатеринбурга. Сильно старше. Тут еще старообрядцы ходили. Но мы не старообрядцы.

Вова смотрит в окошко, Марина держит его за руку. Очень боится отпустить.

Марина. Вов, мы с тобой так знакомы мало… А я тебе уже все рассказала. Я так болтать люблю.

Вова заметил рыженького котенка у женщины в корзинке. Женщина смотрит на мелькающие за окном березы и елки, котенок смотрит на Вову. Они с Вовой подмигивают друг другу.

Марина. У меня у папы прадед из казаков. Ну, белые то есть. Они не приняли революции. А потом затосковали, приехали вот. У них дом был фамильный. Как у меня. А их выгнали. Не революция если…

У водителя очень красивая восточная мелодия заиграла на телефоне. И едет Вова, будто в детстве. Мама у него тоже много разговаривала. Вова классический молчаливый мужчина с разговорчивой мамой. Солнечные лучики по стеклу играют. По стеклам очков бабушки играет солнышко. Весна. Какой это короткий промежуток времени. И за эти несколько дней надо успеть нарадоваться на весь год вперед, на всю жизнь вперед.

Марина. А у мамы евреи. Она внучка как бы еврея. Я-то уже не подпадаю, но все детство по Сохнутам, по лагерям этим еврейским детским. Все меня там спрашивали, как я понимаю свое еврейство. А как его понимать? Бесплатный лагерь летний, бесплатные сосиски к празднику, маца в шоколаде к Песаху, много бесплатной еды. Чечевицу я вот только из этих еврейских посылок «Джойнта» ела. Никогда не покупала ее. Дорогая. А в синагоге бесплатно давали. Как мне к этому относиться? Хорошо, конечно! Вот. А потом мама хотела, чтобы я поехала в Израиль, ну там программа бесплатная тоже есть, учиться чтобы поехала. А оказалось, что после восемнадцати лет нельзя мне в программы эти. И теперь для всех евреев я стала русской. Ну, помолчим, да…

Как хорошо, когда Марина молчит. Вообще когда кто-то молчит – это хорошо. А Марина еще и красивая. Молодая такая. И такая красивая. Как же приятно держать ее за руку. Вот в детстве было такое мыло в форме зайчика. Как Вове оно нравилось! И мыло это так вкусно пахло. Никогда больше Вова не встречал этот запах волшебства. А тут встретил. Маринины руки так пахнут.

Марина. А в школе я отличницей была. А как-то к экзамену не готовилась одному и сдала. Ну просто память