Император Пограничья 14 - Евгений И. Астахов

— Это ложь! — рявкнул Воронцов, и в голосе его прорезался металл. — Чистейшая выдумка! Где этот Сухов? Где Корсаков? Какое мне дело до Никифорова, если он был уволен ещё вчера по причине пьянства и прогулов. Приведите их сюда, пусть повторят свои показания в лицо!

— Все трое находятся под стражей, — ответил я. — И оба готовы повторить свои показания перед судом. Но это не единственное доказательство.

Я снова сделал паузу, наблюдая за Воронцовым. Тот побледнел, но держался.

— Меня ведь тоже отравили, — неожиданно бросил он, и в зале вновь повисла тишина. — Я пил то же шампанское, что и все остальные. Какой смысл мне травить себя? Это абсурд!

Хороший ход. Логичный. Жаль, что бесполезный.

— Гильдия действительно сыграла не так, как вы планировали, верно? — спокойно спросил я, делая шаг вперёд. — Она обещала вам устранить только меня. Ударить точечно, по одному претенденту. А вместо этого ударили по всем кандидатам. Вас это застало врасплох, не так ли?

Лицо Харитона дёрнулось. Совсем чуть-чуть, но я заметил. И не только я — несколько бояр переглянулись.

— Неужели думаете, что слово Гильдии чего-то стоит?.. Что они будут следовать своему плану до конца? — продолжил я, глядя ему в глаза. — Они использовали вас как мальчика на побегушках, чтобы проникнуть во дворец. Но цели у них были свои. Месть за Железнова и погружение княжества в хаос междуцарствия. Вы им были нужны лишь как инструмент. И когда план изменился, вам не сообщили.

Харитон открыл рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент поднялся седой боярин с короткими усиками — Селезнёв Максим Олегович.

— Если я правильно помню, Ваша Светлость, — медленно произнёс он, — боярин Воронцов присутствовал при аресте этого… Сухова? Почему же он не пытался помешать захвату, если действительно был связан с заговором?

Хороший вопрос. Видимо, Максим Олегович начал складывать кусочки головоломки.

— Потому что боярин не знал, что именно известно Корсакову, — ответил я. — С Воронцовым общался представитель руководящего совета Гильдии напрямую. Сухов — всего лишь куратор среднего звена. Корсаков — ещё ниже, простой исполнитель. Воронцов понадеялся, что низкоранговому куратору не сообщили всех деталей сделки. — Я повернулся к Харитону. — Это была ошибка. Гильдии Целителей плевать на всех кроме себя. Даже на таких «ценных» союзников, как вы.

Бояре зашумели громче. Кто-то выкрикнул проклятие, кто-то требовал тишины. Курагин постучал кулаком по столу, призывая к порядку.

— Я ничего не признаю, — резко бросил Воронцов, и в голосе его прозвучала сталь. — Это сфабрикованные обвинения. Пытки вырвут из человека любое признание. Я не верю ни единому слову!

Я ожидал этого. Харитон — не из тех, кто сломается под давлением аргументов. Нужно нечто большее, чтобы у зрителей не осталось сомнений.

Время использовать последний аргумент.

Я сделал шаг вперёд, встречаясь с ним взглядом. Собрал волю воедино, вспомнив, каково это — быть правителем, когда твоё слово — закон. Ощутил знакомое тепло магии, разливающееся по венам, и направил его не в заклинание, а в голос.

— Не лгите! — произнёс я, и каждое слово отдалось гулким эхом в зале.

Императорская воля ударила по Воронцову, как невидимый молот. Его голова дёрнулась назад, глаза расширились. Я видел, как он пытается бороться, как воля его цепляется за последние обрывки самоконтроля. И будь я до сих пор Мастером, а не Магистром, ему возможно удалось бы сопротивляться, но сейчас это было бесполезно. Императорская воля — не просьба. Это приказ, вплавленный в саму суть реальности.

— Ваш человек обеспечил проникновение Дмитрия Корсакова во дворец? — спросил я, не отводя взгляда.

— Да, — вырвалось у Воронцова. Слово прозвучало хрипло, словно его вытащили из груди клещами.

— Вы знали о планах Гильдии Целителей устранить одного из кандидатов?

— Знал, — выдохнул он, и в голосе слышалась боль.

— Вы желали моей смерти?

— Желал.

Зал замер. Германн Белозёров, сидевший поодаль, побледнел, словно увидел призрака. Арсений Воронцов, младший брат Харитона, уронил лицо в расставленные руки, мотая головой

Харитон покачнулся. Он словно внезапно осел, плечи поникли, руки бессильно повисли. Выглядел он так, будто из него вытащили позвоночник. Лицо осунулось, глаза потускнели.

Бояре взорвались криками. Кто-то требовал немедленной казни, кто-то — суда. Кто-то просто проклинал предателя. Курагин яростно колотил кулаком по столу, пытаясь восстановить порядок, но его не слушали.

Я поднял руку, и зал постепенно затих. Пусть и не сразу, но голоса стихли.

— Харитон Климентьевич Воронцов, — произнёс я официальным тоном, — я, Прохор Игнатьевич Платонов, князь Владимирский, признаю вас виновным в государственной измене. Соучастии в убийстве Ореста Скрябина. Соучастии в покушении на убийство Ларисы Ладыженской, Прохора Платонова и Николая Кисловского.

Воронцов молчал, глядя в пол.

— Однако, — добавил я, и в зале снова повисла тишина, — поскольку вы являетесь представителем древнего рода, а крови уже пролилось достаточно, я дам вам последний выбор из уважения к вашей семье и вашим братьям.

Я сделал паузу, глядя на поникшего Харитона.

— Вы можете сложить с себя полномочия главы рода и передать управление брату Арсению. Принести мне клятву забыть о мести и вражде. И отправиться навсегда в монастырь замаливать грехи, — я дал словам повиснуть в воздухе. — Или я прямо сейчас вызову вас на дуэль. И убью. Выбирайте.

Бояре снова зашумели, но теперь это был возбуждённый гул. Кто-то одобрительно кивал, кто-то качал головой.

Я не сомневался, какой выбор сделает мой враг. Харитон Воронцов — гордый человек. Он не согнётся, не примет милость от того, кого ненавидит. Для него смерть с честью — единственный путь. Тем лучше.

И точно.

Воронцов медленно поднял голову. В глазах его больше не было прежней ярости, но появилось нечто иное — холодная решимость.

— Я выбираю дуэль, — хрипло произнёс он.

Зал вновь взорвался криками.

Через десять минут бояре потянулись к выходу из зала заседаний. Кто-то шёл молча, опустив голову, кто-то перешёптывался с соседями. Я шёл впереди процессии, чувствуя на спине десятки взглядов — любопытных, испуганных, осуждающих. Ярослава двигалась рядом, не говоря ни слова, но я ощущал её поддержку в каждом шаге.

Мы вышли во внутренний двор дворца, на широкую каменную площадку, выложенную серым гранитом. Зимнее солнце стояло низко над горизонтом, отбрасывая длинные тени от колонн и статуй. Морозный воздух обжигал лёгкие. Дыхание превращалось в белые облачка пара.

Площадка была достаточно просторной для поединка — метров тридцать в длину и двадцать в ширину. Бояре расступились, образуя живой круг по периметру. Кто-то кутался в меха, кто-то стоял, сжав кулаки в карманах. Все молчали. Только ветер шелестел по каменным плитам,