Газовый убийца. История маньяка Джона Кристи - Кейт Саммерскейл

Фрин спала в отдельной спальне, через коридор от спальни Тотти. Иногда по ночам они приносили друг другу любовные записки.

Глава 10

Веревочный шезлонг

Сесил Битон, который совсем недавно фотографировал королеву, присоединился к Фрин, Джоанне и другим гостям на скамьях для горожан в среду1. Он бросил взгляд на Кристи, когда тот вернулся в свидетельскую ложу. Сегодня на подсудимом был пятнистый красный галстук в сочетании с синим костюмом. «В его внешнем виде сквозит дотошность и только в меньшей мере – нелепость, – записал Битон в своем дневнике. – Наверное, он слишком беден, чтобы быть чопорно аккуратным. Его носовой платок – грязно-серый комок, воротник слишком велик. Создается эффект невероятной обыденности. Он похож на любого человека на улице». Его руки, отметил он, «руки, которые задушили столько женщин», были «большими, бугристыми, суставчатыми».

– Итак, мистер Кристи, – сказал Дерек Кертис-Беннетт. – Кажется, вчера вечером мы добрались до конца истории о миссис Кристи, верно?

Он начал расспрашивать его о Кэтлин Малони, но ответы Кристи были настолько невнятными, что Кертис-Беннетт остановил его и попросил говорить в микрофон, который за ночь установили в свидетельской ложе. Устройство было подключено к громкоговорителям, один из которых находился рядом со стенографисткой, сидящей под свидетельской ложей, а другой – рядом с судебным секретарем под местами судей. Кристи поправил микрофон, продолжая говорить.

– Думаю, я хотел избавиться от нее, выгнать из дома, – проговорил он, теперь уже более разборчиво, – потому что она была уже невыносимой. Она встала и, насколько я помню, схватила металлическую сковороду. Думаю, она хотела ударить меня ею.

Он вернулся к своему первоначальному рассказу о смерти Кэй Малони, а не к тому, который изложил в своих записях для Гарри.

– Вы все время говорите, что «думаете», – заметил Кертис-Беннетт. – Это то, что вы помните сейчас, или то, что вы помнили тогда?

– Все как в тумане, понимаете? – сказал Кристи.

Он вспомнил, что Малони села на стул у двери в кухню.

– Пока она сидела на стуле, я, кажется, задушил ее.

– Чем? – спросил адвокат.

– Думаю, куском шнура, – ответил Кристи.

– Вы взяли кусок шнура из этого кресла? – спросил Кертис Беннетт, указывая на шезлонг, который пристав принес в зал, чтобы показать присяжным.

– Думаю, да, – ответил Кристи.

Большинство доказательств, представленных суду, описывали преступления Кристи с разных сторон: в устных показаниях, рукописных документах, фотографиях, планах, диаграммах. Но этот шезлонг был жестоким, необработанным реликтом убийств, сырым фрагментом дома десять на Риллингтон-плейс. Он создавал в зале суда некоторый временной разрыв, как будто у всех на виду оказался цельный кусок прошлого. У кресла не было крышки; его каркас был скреплен несколькими отрезками веревки, образуя грубое переплетенное сиденье.

«Этот “странный шезлонг”, – писала Фрин, – вместо ткани был обтянут веревками, повязанными поперек самым беспорядочным образом, с узелками то тут то там. Концы бечевки лохмотьями свисали вниз». Для Сесила Битона «жуткий старый шезлонг» стал олицетворением «убожества этих бедных жизней», их «невероятной и ужасающей низости». Кристи, очевидно, затянул одну из этих веревок на шее Кэй Малони.

Кристи не упомянул в суде, но утверждал в своих записях для Гарри, что часто держал в кармане веревку для удушения, когда к нему заглядывали женщины. Это, в конце концов, подразумевало бы преднамеренность преступлений.

Судья вмешался:

– Не хотите ли вы рассказать присяжным, почему вы ее задушили?

– Не думаю, что понимаю причину.

– Был ли у вас какой-нибудь мотив против кого-нибудь из этих женщин, – спросил Кертис-Беннетт, – или против вашей жены?

– Нет, – сказал Кристи, – не было никаких причин. Не было смысла.

Кристи продолжил в том же духе, скупо и бессвязно описывая убийства Риты Нельсон и Гекторины Макленнан. «Я никому не причинял вреда», – утверждал он в один момент. «Должно быть, это сделал я», – в другой. Иногда, словно пытаясь вызвать воспоминания, он на несколько мгновений замирал, поглаживая рукой лоб.

Сесила Битона раздражал Кристи. «Глаза у него яркие, скрытные и болезненные, – писал он, – лоб втянут и полностью изборожден, каждая борозда больше напоминает складку, чем выражает неодобрение, рот тонкий и жестокий, а язык, как у гадюки, постоянно высовывается во время произнесения его тщательно выверенных предложений». По словам Битона, Кристи говорил готовыми фразами «банковского клерка», например: «До этого я ничего не помню». Язык, которым он пользовался, казалось, не имел никакого отношения к тем насильственным действиям, о которых он рассказывал. По словам Битона, длинные паузы между ответами на вопросы были «ужасающе драматичными».

Кристи путано рассказал о своих скитаниях по Лондону, пока полиция искала его. Проведя четыре ночи в общежитии Роутон-хаус, он вышел на улицы, изредка заходя в кинотеатры или ночные кафе. Несколько случайных встреч с ним в последнюю неделю марта – на востоке Лондона, в районах Баттерси, Кингс-Кросс, Паддингтон и Ноттинг-Хилл, – о которых сообщали очевидцы, оказались точными. В какой-то момент, по словам Кристи, он услышал, как люди в кафе обсуждают это дело, и увидел газету с заголовком «Нанесет ли убийца новый удар?»

Кертис-Беннетт спросил подопечного, пытался ли тот скрыться от полиции. Кристи ответил, что совсем наоборот – возвращаясь в западную часть Лондона, он поблагодарил полицейского, который остановил движение, чтобы он мог перейти дорогу.

Под перекрестным допросом генерального прокурора Кристи рассказал, что в декабре он уволился с работы, потому что его мучили сильные головные боли.

– Я два с половиной года подумывал уехать, с тех пор как эти черные приехали и поселились в доме.

А почему он спрятал тело Этель под полом?

– Я не хотел разлучаться с ней. Вот почему я положил ее туда. Так она все еще оставалась в доме.

Хилд подробно расспросил Кристи о его попытках скрыть убийство Этель и зачитал рождественскую открытку, в которой Кристи утверждал, что Этель не могла писать из-за ревматизма в пальцах.

– Это, разумеется, была полная выдумка, – сказал Хилд.

– Не совсем, – сказал Кристи, – потому что она страдала от ревматизма довольно долгое время.

Судья наклонился.

– В тот момент у нее не было ревматизма, – сурово заметил судья Финнемор, – потому что она была мертва.

Хилд спросил:

– Если бы четырнадцатого декабря, когда вы убили свою жену в спальне, там был полицейский, вы бы не стали этого делать?

– Не думаю, что стал бы, – ответил Кристи. – Это очевидно.

Когда Кертис-Беннетт поднялся, чтобы спросить у Кристи, считает ли он, что убивать жену было неправильно, тот ответил:

– Я так не думаю.

Хилд снова поднялся, чтобы задать последний вопрос о Берил Эванс.

– Мистер Кристи, – сказал он, – вы дважды давали