Газовый убийца. История маньяка Джона Кристи - Кейт Саммерскейл

– Это не может быть так, – сказал Кристи.

– Как, по-вашему, присяжные поверят вам? – спросил Хилд.

Кристи не ответил.

Гарри заметил, что генеральный прокурор был полон решимости подорвать утверждение Кристи об убийстве Берил, поскольку это ставило под сомнение обвинительный приговор ее мужу за убийство Джеральдины.

Кристи покинул свидетельскую ложу, где провел в тот день чуть более полутора часов.

Установленный микрофон изменил впечатление Фрин о Кристи. Теперь, когда его могли слышать все, он перестал быть «маленьким расплывчатым безумцем», а стал «практичным деловым человеком» и «мужчиной в центре внимания». Он внезапно переходил от одного образа к другому, от неуверенного просителя к надутой примадонне. Казалось, ему доставляет удовольствие жонглировать приемами и приковывать к себе внимание суда. «Это был очень злой и очень хитрый человек, – сказала Фрин, – если, конечно, его можно назвать человеком, а не чудовищем. Микрофон позволил всему залу суда услышать его, но также, как ни странно, позволил всем в зале увидеть этого человека таким, каков он был на самом деле».

Кертис-Беннетт вызвал в зал последнего свидетеля. Доктор Хобсон заявил – утверждения Кристи о том, что он не помнит своих преступлений, были искренними. Во время каждого убийства Кристи вычеркивал из памяти осознание того, что поступает неправильно. Хобсон признал, что временами Кристи лгал впоследствии, но в других случаях бессознательно подавлял неприятные факты.

– Я полагаю, что эти трюки с памятью или избегание перехода к тревожным темам необходимы для сохранения его самоуважения, – объяснил Хобсон, – для сохранения выдуманного ореола, который он сам о себе создал, а не для того, чтобы избежать самообвинения.

Если его воспоминания об убийстве Этель были неточными, то это потому, что «Кристи любил свою жену так, как только можно любить кого-либо». Ему было невыносимо осознавать, что он убил ее.

Хобсон предположил, что Кристи страдал от тяжелой истерии, которая была следствием отравления ипритом во время Первой мировой войны. Его тяга к мертвым телам, по мнению Хобсона, уходила корнями в детство, когда он был заворожен зрелищем своего умершего деда. Позже, работая полицейским и патрулируя разбомбленные улицы Лондона, он был очарован телами, которые находил в разрушенных зданиях. Хобсон сказал: после убийств, «я думаю, он испытывал некоторое чувство удовлетворения, продолжая жить на Риллингтон-плейс, когда рядом с ним находились трупы».

Доктор считал, что гнев Кристи по отношению к женщинам был вызван его первым сексуальным контактом. В возрасте шестнадцати или семнадцати лет он вступил в связь с девушкой в Галифаксе, но обнаружил, что не может «удовлетворить» ее. На следующий день его друг занялся с этой девушкой сексом, и она рассказала ему о своей неудачной интрижке с Реджем. Некоторое время, по словам Хобсона, Кристи называли «прозвищем, которое подразумевало, что он не совсем мужчина».

– Вам не обязательно называть это слово, – посоветовал Кертис-Беннетт.

В ходе перекрестного допроса генеральный прокурор спросил доктора Хобсона, одобряет ли он характеристики Кертиса-Беннетта, в которых Кристи назван «маньяком», «буйным сумасшедшим», «бешеным, как мартовский заяц» и «безнадежно и абсолютно безумным».

– Ни одна из этих характеристик не была сделана по вашему совету? – спросил Хилд.

– Нет, – ответил Хобсон.

– И вы согласны, что эти характеристики были абсолютно ненаучными? Рассчитанными на то, чтобы ввести кого-либо в заблуждение?

Хобсон заколебался.

Кертис-Беннетт вскочил:

– Я имею право вести это дело, – сказал он, – без указаний, как его вести, даже если их дает генеральный прокурор.

Хилд перефразировал свой вопрос:

– Вы согласны, что было бы совершенно неуместно назвать его безнадежно и абсолютно безумным?

– Это было бы неуместно, – сказал Хобсон.

Хилду удалось заставить свидетеля Кертиса-Беннетта противоречить ему.

Этот ход разрушил позицию защиты.

Когда суд прервался на обед, охранник тронул Кристи за плечо, чтобы направить его к лестнице.

– Убери от меня свои чертовы руки, – зашипел Кристи, в ярости повернувшись к нему.

В камере он был молчалив и угрюм.

* * *

Когда суд снова собрался в два часа дня, Хилд вызвал двух психиатров, чтобы опровергнуть медицинские показания, представленные защитой.

Доктор Джон Мэтисон, главный врач тюрьмы Брикстон, медленно подошел к свидетельской ложе – во время Первой мировой войны он потерял левую ногу, а также ослеп на правый глаз.

Отвечая на вопросы Хилда, Мэтисон описал Кристи как физически слабого и сексуально незрелого человека, который при столкновении с трудностями склонен их преувеличивать и ведет себя истерично. По его словам, в момент убийства Кристи осознавал, что действует незаконно.

– Я думаю, что он вменяем, – твердо произнес Мэтисон.

Кристи пристально смотрел на тюремного врача, пока тот говорил.

Адвокат Кристи подверг Мэтисона перекрестному допросу, пытаясь заставить его согласиться с тем, что побуждение обвиняемого заниматься сексом с мертвыми женщинами само по себе свидетельствует о безумии. Мэтисон сказал лишь, что это крайне ненормально.

Далее Кертис-Беннетт попытался показать, что психиатры, дававшие показания в пользу защиты и обвинения, были почти единодушны. Он заявил Мэтисону, что доктор Хобсон считает «возможным и даже вероятным», что Кристи не знал, что поступает неправильно, тогда как сам Мэтисон считает это «возможным, но не вероятным».

– Да, – согласился Мэтисон.

– И это единственное разногласие между нами?

– Да. Если так рассуждать, то да.

Кристи провел языком по губам, наблюдая за тем, как Мэтисон покидает ложу и возвращается на свое место за столом адвокатов.

Доктор Десмонд Керран, последний свидетель со стороны обвинения, зачитал подготовленное заявление. По его словам, в тюрьме Кристи был «заметно эгоцентричен и тщеславен». Он держал в камере свою фотографию, весело хвастался открытым на него делом и в разговоре признавался, что «замочил некоторых из них». Его интеллект оказался выше среднего. Он был вежлив и хорошо себя вел. «Он никогда не говорил и не делал ничего такого, что позволило бы предположить, что он не в своем уме».

– Я считаю Кристи скорее ненормальным человеком, чем жертвой болезни, – сказал Керран. – Его потеря памяти слишком непостоянна, чтобы быть подлинной. Он похож на других преступников и убийц: у него поразительная способность отбрасывать неприятное из головы.

Керран предположил, что у Кристи был мотив для убийства: он «хотел лишить жертв сознания для совокупления с ними – возможно, он не хотел, чтобы они знали, что он импотент». Он убил Этель, чтобы освободить путь к удовлетворению этого желания.

Кристи передал записку своей команде защиты на местах под скамьей подсудимых. В ней говорилось: «У меня закончились сигареты. Не могли бы вы мне их принести?»

После показаний Керрана судья объявил перерыв в