Авангард и «Анархия». Четыре мятежных месяца самоуправляемого просвещения - Анна Бражкина

И на великой пустыне развалин, придя в экстаз творческого оплодотворения, взвулканить землю, как величайшую самку, пробудить в ней исполинскую жажду зачатия и в ее священном брюхе начертать миллиарды великанов, превосходящих любое божество.

Вулканные исполины в своем огненном детстве будут играть солнцами, как мячами, и детской площадкой им будет служить бескрайность космоса.

В своем отрочестве они затеют великую игру – прививку друг другу бациллы бессмертия.

И, победив смерть, они своими руками, как глину скульптор, замесят весь дух и всю материю мироздания, чтобы из них воздвигнуть совершенно новый космос.

Первоисточником для вулканного творчества послужит наша революция, углубленная до революции духа и материи, до вулканреволюции. Вулканная мечта придет в огне вулканреволюции. Вот почему я призываю к вулканреволюции.

Для робких и трусливых голов этот призыв будет утопичен и чудовищен. Но для свободного, независимого, мускулистого, не зараженного темпорическими предрассудками ума здесь все полно живого, непреходящего, исключительного интереса и великого значения.

Долой темпоризм, это зловонное болото, где гибнет красота и человек. И да здравствует вулканреволюция!

А. Святогор

ВУЛКАН-ЯЗЫК

Анархия. 1918. 28 мая. № 70. С. 4

У вулканиста свой вулкан-язык, который неизмеримо естественнее, острее, быстрее, упруже, глубже, мудрее всякого национального и любого языка. На вулкан-языке подлинный поэт деет вещбу[449] и видарство в огневой лучизне.

Но вулканизм, приходя на ваши стогны и перекрестки, принужден говорить на чуждом ему языке. На косном, мещански тупом, на поверхностном и глупом языке вулканист принужден говорить вашим ушам.

Подлинные революционеры! Вы должны изощрять свой глаз, чтобы увидеть непригодность национального языка для вулканного духа. Ваш язык для вулканиста все равно что скорлупа ореха на голову Гауризанкара[450].

Подлинные революционеры! Вы должны выйти из тесного круга национальных жаргонов и научиться вулкан-языку. Вы должны ступить на путь творческого взрыва, разрушающего структуру дряхлого языка. Вы должны говорить огненным языком, который из недр духа лижет голубой простор, сжигает луны, отсекает хвосты комет и угрожает последним пределам мира.

Вот один из изначальных и простейших образцов выхода из Египта жаргона:

«Небь затуче деет вей.

Рубь

Прорубь

В покровосерь.

Руль

За тучь

Могуче взвей.

Сломь конечо кроводверь».

«Небь» – это не знакомое всем небо, с его синевой и богами, но совершенно новый простор и упругое сияние. Также и «тучь» не есть туча. «Небь» еще «затуче», он незрим буднему глазу, но необходимо реален и развивает свою творческую мощь – «деет вей». Но «покровосерь» необходимо прорубить, а для этого нужно высекать в ней «прорубь». А потом «руль за тучь могуче взвей».

Вот приблизительное и пошлое пояснение стихеты. Приблизительное потому, что алгебраическая формула не может быть выражена средствами арифметики. Пошлое потому, что подлинное творчество нельзя ни перевести, ни пояснить, но можно, бесконечно приближаясь к нему и прислушиваясь к его сердцебиению, улавливать его красоту и немеркнущую жизнь.

Взяв раз пошлый тон о стихете, я его докончу. Смотрите: тут столько новых слов: «небь», «тучь», «затуче», «вей». И рядом с ними старые слова подтянулись, наэлектризовались, сгустились, заупружились. И вся стихета как натянутая струна. Прикоснитесь – и она зажурчит новую литургию о новом.

Приведенная стихета еще не вулкан-язык, но по сравнению с вашим жаргоном она богата и свежа. В ней величие и смелость выхода. В ней сила разрыва и устремление на путь в обетованную страну. В ней можно видеть одного из предтеч вулкан-языка.

Вулкан-язык – это исполинская сила замыслов, какая может быть лишь у сына бессмертия. Вулкан-язык – это необычайная сконденсированность вулканных вдохновений. Это даже не язык, но словопад образов из чрева бесконечности. Это не язык, но творчество вулканных чудес, творчество, которое миллиардами рук несет величайшую тайну, чтобы воплотить ее в мир.

Вулкан-язык не связан исторической преемственностью. Он непосредственно своими могучими корнями уходит в бесконечность, пьет из ее неисчерпаемого сердца, вкушает ее творческий разум. И путь его лежит в бесконечность и бессмертие.

Подлинные революционеры! Тысячи раз я призываю вас и буду призывать разрушить застенки ваших национальных языков, вырвать из своего духа плесень, разведенную этими жаргонами, взрыхлить чернозем своих мозгов для приятия зерен вулканизма. Тысячи раз я буду призывать вашу мудрую волю на бой с гранитом действительности. Ведь от удара вулканной воли в этот гранит вскипают молнии величайшего языка – вулкан-языка!

А. Святогор

ЕЩЕ ВУЛКАН-ЯЗЫК

Анархия. 1918. 31 мая. № 73. С. 4

Из всех косностей мира самая большая и ужасная косность – это косность языка. Тысячелетиями позвякивают одни и те же слова, одни и те же формы. Как надоедливые мухи, они стучат в ухо, все те же пустые, безголовые, все так же однообразно, монотонно, подло. И ужас в том, что человечество так привыкло к их мерному звяканью, как грязная собака к паразитам, и даже сквозь сон не вздрагивает от мерзости однообразия и пустоты языка.

Трудна работа восстания против косности языка. И так еще мало восставших. И даже лучшие из них, с вулканной горы зрения, – это лишь слабенькие младенцы, зайцедушие реформисты и вершковые революционеры.

Вот освободители слова. Освобождение для курицекрылого мозга – большое завоевание. Тут есть подъем, взлет, удлинение крыл и усиление их мускулов. Но в лучшем случае тут только полет домашнего гуся, смутно припомнившего свою в веках погибшую, дикую свободу полета.

Вот разрушители слова. Разрушение – хорошая штука для зайцеухой души. Это – решимость выйти из темноты своего подполья. Но тут только медленная грызня толстой стены, тысячелетиями сложенной из камней – слов. Придет кот, охранитель мертвых устоев, палач мышиной скребни, и зайцеухая душа пугливо шмыгнет в глубину подполья.

Вот упростители языка. Упрощение – практичное дело для коммерсанта, автомобилиста, империалиста, для вершкового революционера. Тут еще нет творчества, раскрытия пределов, выхода в новые просторы. Тут только элементарнейшая механика, а в лучшем случае азбука Морзе.

А если упрощение делается во имя скорости, то и в этом нет ничего серьезного и мудрого. Скорость – не самоцель. Как самоцель она опустошает душу, вытягивает творчество в тончайшую линию, бессильную, хрупкую, дрожащую и гибнущую под пальцами ветра. Скорость не самоценна. Как довлеющая себе величина, она столь же пуста и наивна, как болван любого капища богопоклонников.

Освобождение слова, разрушение его, упрощение языка – это лишь хорошее мальчишество. Необходимо вызвать к жизни мощные и неистощимые силы, чтобы вулканным взрывом раздробить плешивый череп тупого языка. Теперь же, в нашу великую революцию, необходимо, разрушая старый язык, творить вулкан-язык.

Вулкан-язык – не реформа, не мышиная грызня коснейшей глыбы, но разрушение этой глыбы огнем и динамитом. Вулкан-язык – это не поклонение болвану скорости. Тут для вулкан-языка гремят особые задачи.

Для вулканиста скорость – только средство в реализации вулканной мечты, и скорость получает особое вулканное содержание. Вулканная скорость есть скорость необычайных глубин, высот, объемов. Это такое поступательное движение, когда движущийся предмет ширится в бесконечность измерений, когда его глубина и высота своими крайними пунктами, как зубья бороны[451], царапают безбрежность, беспредельность. Это шествие возрастающей прогрессии, оплодотворенной самым мощным знаменателем.

Но тут уже нет упрощения, ибо упрощение есть один из видов смерти и разложения. Тут величайшая сложность, глубокая, безмерная, ясная, которая одновременно и величайшая простота. Но эта величайшая сложность также и величайшая скорость, ибо вулканглубина уже есть и вулканскорость. Для вулканиста тут химическая двойца – глубина и лёт – глубколёт.

Из вулканной двойцы пылает огненная душа вулкан-языка. Вулкан-язык есть выразитель возрастающих глубин и урагана вулканной скорости. Из возрастающих глубин – его необычайная сложность. Так, в его глаголах – не только четверка наклонений и единичное число прочих форм. Ваши глаголы – это первобытная соха по сравнению с машинным плугом вулканглагола. Ваши глаголы – это гоголевская бричка по сравнению с парящими в просторах моторами вулканглаголов. Не четверка наклонений, но тысячи винтов и поршней – сотни тысяч и миллиарды наклонений. Не тощее и единичное число видов и других форм, но бесконечность видов и бесконечность бесконечности форм вулканглаголов. Поэтому тем, кто своей тощей душой,