Дресс-коды. 700 лет модной истории в деталях - Ричард Томпсон Форд

Но каждый год находятся и те, кто не отточил до конца свой профессиональный облик: у них слишком длинные ба́чки или слишком обтягивающая юбка, или слишком блестящий костюм, или слишком кричащий галстук. После работы в крупной юридической компании я знаю, что эти детали могут отпугнуть, несмотря на достойное во всех остальных отношениях резюме.

В первый год моей работы ассистентом я совершил ошибку, надев в офис двубортный костюм. Это был хороший, консервативный костюм, но… Партнер, отвечавший за практику моей группы, несколько раз прокомментировал ситуацию, сказав, что «костюм интересный». Я намек понял и решил приберечь его для вечеров в городе или до тех пор, когда сам стану партнером. Даже если у интервьюера сильная инклюзивная и эгалитарная мотивация, мелкие погрешности в стиле могут повлиять на общее впечатление.

Каковы мои обязанности как воспитателя и наставника по отношению к таким студентам? Реакции на дресс-коды Морхауса – это все, что я должен знать о том, как будет принят любой мой совет, какими бы благими ни были мои намерения. Я держу рот на замке. Но я гадаю, действительно ли мое уважительное отношение настолько непредубежденное и инклюзивное, как мне нравится думать. Возможно, оно отражает такой же элитизм, еще более самодовольный и хитроумный, чем любой ограничивающий дресс-код. Стэнфорд – это элитный университет, и большинство из наших студентов выросло в окружении профессионалов.

Они не нуждаются в советах по поводу профессиональных норм. Но при этом мы оставляем тех немногих, кто, возможно, в рекомендациях нуждается, – «непривилегированного происхождения» и из «групп с малым представительством», кого мы рады видеть в числе наших студентов, – без передачи ценного опыта.

По контрасту, из-за того, что Морхаус, как и многие другие колледжи для чернокожих, сделал социальные лифты центральной частью своей институционной миссии, колледж намеренно сосредотачивается на общей культуре и социализации, которые другие высшие учебные заведения принимают как должное. У меня есть некоторые опасения по поводу положений дресс-кода Морхауса, но я убежден, что он не является нетерпимым и элитистским.

Он выглядит как честное, пусть и не без недостатков, стремление не допустить, чтобы студенты, которые неизбежно окажутся в невыгодном положении из-за расизма, усугубили его ошибками в одежде и внешнем виде, которых можно избежать.

Идеал движения за гражданские права – это когда о человеке судят по его характеру, а не по цвету кожи. К сожалению, многие суждения основываются на первом впечатлении, и характер не так очевиден, как цвет кожи. У цветных зачастую не бывает шанса продемонстрировать свои хорошие манеры, свою выразительную речь, высокие моральные качества или энциклопедические знания. Но человек может продемонстрировать понимание вестиментарных норм и готовность им следовать.

Как доказывает любая одежда для успеха, это резко меняет ситуацию, даже если расовая принадлежность людей дает повод усомниться в них. А для тех, кто работает в расистском окружении, это может превратить безнадежное дело в шанс для борьбы. Именно поэтому одежда и дресс-коды всегда были на удивление важной частью борьбы за расовую справедливость.

В наши дни многие активисты высмеивают «политику респектабельности», называют ее синонимом снобизма и презрения к тем, кому меньше повезло. Этакий вариант XXI века для того, что Фрейзер критиковал в чернокожей буржуазии в середине XX века. Но автор этого словосочетания понимал его совершенно иначе.

Историк из Гарварда Эвелин Брукс Хиггинботэм впервые использовала идею политики респектабельности в своей книге 1994 года «Справедливое недовольство: Женское движение в чернокожей баптистской церкви в 1880–1920 годах» (Righteous Discontent: The Women’s Movement in the Black Baptist Church, 1880–1920), чтобы описать яростный, бескомпромиссный и достойный политический активизм, вызывавший уважение тех, кто был его свидетелем.

Хиггинботэм написала об активистках борьбы за гражданские права, которые вызывали уважение своим респектабельным поведением и респектабельной одеждой. В интервью она поправила широко распространенные неверные интерпретации политики респектабельности:

«Представьте, что вы в 1950-х годах… Вам придется ходить через черный ход. Действует суд Линча. Во внешнем мире все говорит вам, что вы хуже и не заслуживаете уважения… Подумайте об участниках марша за гражданские права… Когда они идут мимо вас, вы видите, что они в воскресной одежде, но они бросили вызов закону, разве не так?.. Когда вы видите, как к ним приближаются белые хулиганы, как они швыряют в них стаканы с кофе и осыпают их ругательствами, мир смотрит и видит, кто респектабельный… Они хотят выглядеть аккуратными, потому что они хотят, чтобы люди смотрели на них и говорили: “Это респектабельные люди…

Их борьба – это то, к чему мы можем присоединиться…” [Речь тут шла не о снобизме и не о желании стать частью высшего общества.] Как вы думаете, у Фанни Лу Хамер (американская активистка движения за права избирателей и женщин, общественный организатор и лидер движения за гражданские права) была модная одежда? Они верили в респектабельность своей жизни»[390].

Активист и философ Корнел Уэст, который в отличие от своих ровесников в кругах активистов и ученых обычно носил костюм-тройку и галстук, придерживался того же мнения по поводу связи между одеждой и самоуважением.

«Викторианский костюм-тройка – с часами и цепочкой на жилете, – который носил У. Э. Б. Дюбуа… повышал его ощущение интеллектуального предназначения… [По контрасту] потрепанную одежду, которую носило большинство чернокожих интеллектуалов в те дни, можно было рассматривать как символ их абсолютной маргинальности за стенами учености и их ощущение бессилия в более широком мире американской культуры и политики»[391].

Весной 2020 года марши и протесты за расовую справедливость начались по всей стране как реакция на гибель нескольких афроамериканцев от рук полиции в тот год. Большинство протестов организовывалось через соцсети. У многих был почти спонтанный характер, это был взрыв ярости и горя. Протестующие из разных кругов общества и, что примечательно, всех рас вышли на улицы, как в США, так и по всему миру с требованием расового равенства, справедливости для жертв системных изменений в самой полиции.

Никакого дресс-кода не было: люди приходили в чем были, и разнообразие одежды отражало разнообразие быстро растущего движения. Модный критик The Washington Post написал об этом так: «Нет единообразия в том, как выглядят вышедшие на протест люди, и в этом часть мощного резонанса их образов. Человечество предстает в бесчисленном количестве форм. Никто не оделся ради того, чтобы сыграть в игру политики респектабельности»[392].

Но за несколько недель это изменилось. 4 июня 2020 года многие из тех, кто пришел на демонстрацию в честь Джорджа Флойда, который погиб от рук полицейских в Миннеаполисе раньше в этом же году, были одеты в элегантные костюмы и галстуки в знак уважения.

Возможно, причиной этих новых дресс-кодов стало то, что активисты хотели продемонстрировать не только свои убеждения, но и дисциплину, необходимую для координации одежды людей. Если недостаток вестиментарного единообразия был символом широты движения, то он намекал и на отсутствие централизованной организации, что могло повлиять на долгосрочные результаты[393].

Социолог Зейнеп Туфекчи, участвовавшая в протестном движении в Турции и изучавшая его, отметила, что децентрализованные протесты, быстро организованные через социальные сети, не имели такого же воздействия, как похожие протесты в прошлом, когда организация требовала больше времени и была более трудной задачей.

Некоторые не считают лучшую воскресную одежду участников марша в Южной Каролине политикой респектабельности, но это явно не строгая буржуазная одежда, характерная для марша 1963 года: костюмы цвета «электрик», вишневые и цвета пыльной розы заменили прежние синие и серые.

Одна молодая женщина с коротко остриженными волосами цвета лайма была одета в ярко-розовое мини-платье из шифона, а не в скромную юбку более ранних активисток, таких как Энн Муди, с их выпрямленными волосами и ниткой жемчуга на шее. Это не была политика респектабельности по моде середины XX века, а смелое ее преобразование. Протестующие отдавали дань уважения борцам за гражданские права прошлого, оставаясь воплощением настоящего момента[394]. Эдди Идс, один из организаторов марша, объяснил это так: «Как молодой афроамериканский мужчина, я наполнялся силой, когда видел хорошо одетого человека с моим цветом кожи. Видеть, как он держит себя, как двигается… В книгах по истории когда-нибудь… это сможет увидеть молодой человек, как я когда-то увидел фото движения за гражданские права и сказал себе: “Вот кто мы,