Оды и некрологи - Борис Дорианович Минаев

и расстанутся окончательно, и уже никогда не подадут друг другу руки, а многие так даже и вообще не увидятся – например, либерал Дима Быков и националист Захар Прилепин; Сережа Шаргунов и Сергей Лукьяненко – записные патриоты, с одной стороны, и с другой стороны – Саша Иличевский. Ну или я, автор «апологетической», как мне сказал олигарх Авен, биографии Ельцина. Я вроде бы тоже был с другой.

Мы тогда этого еще не понимали – на пороге какого раскола мы стоим, на пороге какого ужаса.

Может быть, кто-то и догадывался, не знаю…

А тогда – все было удивительно и ново. Был, например, торжественный прием с фуршетом в главной городской библиотеке на Пятой авеню (эта библиотека присутствует, кстати, в куче голливудских фильмов, со своими торжественными интерьерами и огромными залами), была дискуссия в «Трайбека-центре», где мы сидели вчетвером на сцене – Прилепин, Иличевский (который вскоре уехал в Израиль навсегда), я и Андрей Аствацатуров. Дискуссия была о девяностых, мы вроде ругались, но не сильно еще. Без каких-то сильных выражений, если точнее.

Была арендована для вечернего приема писателей целая крыша отеля, там пьянка шла аж на нескольких этажах, поднимаясь по лестнице, ты мог увидеть зажатого девушками в углу Псоя Короленко, который пел им свои песни, или Диму Быкова, читающего свои стихи.

Увидел я там, на крыше, и несколько смутно знакомых лиц – все эти люди когда-то работали на российском телевидении, а теперь я увидел их тут. Они, оказывается, давно уже переехали.

Вообще поездка эта для нас с Асей была запоминающейся – когда все писатели улетели обратно в Москву, мы с ней остались еще на неделю, сняли гостиницу в центре, ходили по музеям: Метрополитен, МоМА, Гуггенхайм и так далее, сходили на знаменитый иммерсивный спектакль Sleep no more, сходили на Бродвей (правда, не очень удачно, в шоу было слишком много слов, все кругом смеялись, а мы молчали).

И даже сходили в джазовый клуб Birdland, воплотив мою давнишнюю мечту в жизнь.

…Быков хотел увезти из Нью-Йорка щенка, которого увидел в нашем районе в зоомагазине, прямо в витрине, он приценился, договорился, но вывезти не смог, причем ему помогали в этом и тогдашний министр по делам печати Сеславинский, и, подозреваю, даже какие-то люди из консульства, но не удалось. Щенок вывозу не подлежал – то есть за несколько дней все документы на него оформить было просто невозможно.

Посольство США в Москве тогда, в 2011 году, если уж давало гражданину России визу, то сразу на три года.

Такие были времена.

Среди всего этого яркого и шумного списка мероприятий у нас с Асей значился один пункт, который мы должны были выполнить обязательно, – встреча с писателем Аркадием Львовым.

* * *

С Аркадием Львовичем меня познакомил Лев Гущин, главный редактор «Огонька», в 1991 году.

Это случилось так.

Гущин еще был первый зам, Коротич еще главный редактор, и тут мне приносят гранки какого-то рассказа – а я вдруг понимаю, что печатать его не хочу.

Просто активно не хочу, потому что это какая-то сладкая душещипательная хрень, и я пошел к Гущину советоваться. Коротич, как всегда, был в Америке, а Гущин, как всегда, на месте.

Выяснилось по пути, прямо в коридоре, что это не просто рассказ, а «просьба Коротича», но я уже был в кабинете у Гущина, отступать было некуда.

Лев Никитич усмехнулся, подумал и достал из стола гранки другого рассказа.

– Вот это действительно стоящая вещь, – сказал он. – Почитай-ка.

И он дал мне рассказ Аркадия Львова. Какой – не могу вспомнить. Я с удовольствием за него ухватился, потому что писателя этого я знал по прежней, как выяснилось, дебютной его публикации в «Огоньке» – «Инструктаж в Риме». Про тех, кто из СССР по еврейской линии ехал сразу в Штаты, минуя Израиль, вот для них-то и был тогда перевалочный пункт в Риме. И вот в этом рассказе с евреями (то есть с нашими, советскими людьми) разговаривает человек из американского посольства или сам консул, я не помню.

Рассказ «Инструктаж в Риме» занимал четыре разворота огромного «Огонька», еще того, старого формата, и весь, собственно, состоял из этого монолога. Монолог был про то, что вы ни хрена не понимаете, вы едете в другой мир, где вас никто не ждет, где вам придется рассчитывать только на себя, а вы к этому явно не готовы, вы ничего про этот мир не знаете, у вас нет даже знания языка, у вас нет ни малейших знаний и представлений вообще о том, куда вы едете, зачем, в какую страну, если вы хотите в ней жить, вам нужно по-другому выглядеть, по-другому одеваться, по-другому пахнуть, вам нужно стать другими людьми, вы…

Собственно, Львов прозрачно намекал, что из одного гетто (советского) евреи попадают в другое гетто (американское) – и рассказ этот я хорошо запомнил.

Поэтому, когда через несколько месяцев Аркадий Львов пришел в редакцию (то есть приехал из Америки), и Гущин позвал меня в свой кабинет – я был рад, мне очень хотелось на него посмотреть.

Львов сидел за столом и иронически, со своим фирменным прищуром, посматривал на нас поверх очков.

Очки у него были в тонкой золотистой оправе, ему шла породистая седина, сам он был тот еще детина, под два метра ростом, у него горел здоровый (на самом деле нездоровый, конечно) румянец на щеках – таких людей один мой знакомый определял смешным словосочетанием «еврейский богатырь».

Вот таким еврейским богатырем и был писатель Львов.

* * *

На столе стояла бутылка водки, аккуратно порезанная секретаршей Гущина краковская колбаса из Одессы, какая-то моченая селедка, все остро пахло, на весь этаж, несмотря на то что мы находились за плотно закрытыми дверями, и я немедленно стал разливать, и мы начали пить за «Огонек», за рассказ «Инструктаж в Риме», за русскую литературу, вскоре я пошел провожать писателя Львова до метро, как-то очень быстро темнело, Львов шел по туннелю внутри эстакады у Савеловского вокзала, где всегда немного страшно, и, хватая меня за локоть, постоянно вскрикивал:

– Боря, а что вы думаете о Коротиче?

– А вам не кажется, что Ельцин – это не та фигура?

– Боря, а куда мы идем?

Я покорно отвечал, что идем до метро, что думаю я о Коротиче разное, но в целом оценка моя скорее положительная, в принципе, это великий редактор, а вот с оценкой Ельцина я в целом не согласен, но будущее нам все покажет.

Мне хотелось посадить Львова скорей куда-нибудь, и я робко спросил, как он насчет такси.

– А здесь есть такси? – спросил он громко и недоуменно оглянулся.

Никакого «желтого», то есть нормального городского, такси еще не было в