Бармен отеля «Ритц» - Филипп Коллен

– С удовольствием, мадемуазель.

Она явно что-то задумала.

И все равно на Франка очень действует ее обаяние.

Спокойно, Франк.

Шабаш прошел отлично, Лафон и Кнохен в полном восторге – миссия выполнена.

– Лучано! – зовет Мейер. – Проводи господина Лафона до автомобиля!

– Хорошо, месье.

В баре отеля «Ритц» остались только два измотанных ветерана. Жорж мрачен. Его мечты о мальчишеской лихости потонули в трясине настоящей бандитской мерзости. Петен обещал возрождение Франции, порядок и дисциплину, а сам отдал страну в руки громил и сутенеров.

А ведь мы, солдаты Вердена, обманулись в Старике даже больше, чем остальные.

Франк подходит к старому другу и кладет ему руку на плечо. Они переглядываются, потом обводят глазами свой бар с парадным портретом Гитлера и кучей сиреневых георгинов и вдруг начинают хохотать.

– Подобьем бабки? – предлагает Франк, чтобы как-то поправить настроение.

Они выкладывают банкноты на барную стойку – так они проводили дележку в самом начале карьеры! – откладывают в сторону долю Лучано, возвращают в кассу то, что полагается отелю, а остальное делят поровну, как делили когда-то поровну тяготы войны.

Деньги. Все, что им осталось.

8

2 июня 1942 г.

В баре одна Инга Хааг, она сидит напротив Франка. Вот это подарок. Сегодня на ней чудесное летнее платье цвета мимозы, легкое, ситцевое, в белую клетку. Приталенный фасон подчеркивает ее сногсшибательную фигуру, а отложной воротник делает чуть похожей на английского офицера. Инга и Франк завели определенный ритуал. Как только она переступает порог бара, он наливает бокал «Рёдерера» и кидает туда малинку. Потом огибает стойку и подает даме руку, помогая усесться на высокий табурет. Красавец серый кот облюбовал себе место – он сворачивается калачиком возле кассы и прикрывает один глаз, другим сквозь дрему приглядывая за барменом. Уже минут двадцать слегка разомлевший Франк слушает рассказы немецкой посетительницы о юности, проведенной в Берлине, об учебе в Лондоне, о матери – замечательной красавице и даже об отце, которого она очень любит, – инвестиционном банкире и коллекционере инкунабул. Предаваясь воспоминаниям, Инга бессознательно водит лакированным пальцем по краю пустого бокала. Франк не может отвезти глаз, он околдован, охвачен неодолимым желанием. А как же Бланш? Бланш, которая прямо сейчас, быть может, терпит страшные муки... Пока что он подливает Инге шампанского, она бросает взгляд на висящий в рамке портрет Фицджеральда.

– Вот бы с кем я с удовольствием провела вечер, – шепотом произносит она.

– Еще не так давно он сидел на вашем месте…

Инга изумленно поднимает брови, Франк горд.

– Вы его хорошо знали? – спрашивает она.

– Думаю, нас можно было назвать друзьями.

– Потрясающе!

– Мне его не хватает…

Инга Хааг в волнении сжимает губы. И говорит ему о своей тайной страсти к американской литературе. До войны она прочла запоем все романы Фицджеральда. Франк изумлен: не так уж много осталось в Париже людей, читавших «Гэтсби». И сознание того, что эта изумительная женщина ценит творчество Фицджеральда, возбуждает его даже больше, чем ее манящая улыбка. Его смятение нарастает. Он провожает глазами бокал, который она подносит к губам.

Как мне хочется стиснуть ее в объятиях, крепко прижать к себе, ощутить упругую грудь, покрыть поцелуями стройную шею и захмелеть от запаха золотистой кожи.

Господи, да что ты себя все время сдерживаешь, Франк.

Бланш не для тебя. Она замужняя женщина. Чего ты ждешь!

Необычное состояние Франка явственно видно, Инга Хааг замечает его волнение.

Когда я последний раз спал с женщиной?

Молодая немка улыбается и гладит кота по голове.

– Знаете, как я выучил французский? – говорит ей Франк с некоторой бравадой.

– Надеюсь, вы мне расскажете.

– Несколько раз перечитал «Красное и черное» Стендаля.

– Неужели!

– Меня восхищает отвага Жюльена Сореля.

– Вы, мужчины, считаете Сореля образцом для подражания, но разве это не история падения?

– Возможно, вы правы…

Слова Инги окатывают его, как поток холодной воды, он потрясен. Падение. Он никогда об этом не думал. Неужели абсолютный крах героя Стендаля – коварная психологическая ловушка, в которой он барахтается тридцать лет подряд?

Сейчас бы мне не помешало смелости, как у Сореля в момент свидания с госпожой де Реналь! Чтобы, как он, сжать руку любимой женщины.

В баре бьют часы. Двадцать один час.

– Месье Мейер!

Франк вздрагивает.

В ослеплении от нахлынувших чувств он забыл про Лучано, который по-прежнему стоит за порогом и просматривает коридор.

– Месье Лафон на подходе.

– Один?

– Нет, с ним два немецких офицера. Из гестапо.

Посетительница тут же засовывает портсигар в кожаный чехольчик. Инга Хааг встает, подхватывает кота и, бросив заговорщицкий взгляд на Франка, откланивается.

– Я, пожалуй, пойду, Франк, час уже довольно поздний.

– Конечно, мадемуазель.

В бар входит Лафон – громкий, бесцеремонный, вечно ухмыляющийся.

– Привет, Франк! Да это же мадам Хааг, вот так сюрприз!

– Добрый вечер, Анри.

– Вы нас уже покидаете?

– Увы. Но мы непременно увидимся во вторник в доме у адмирала Канариса.

Теперь уже Франк угадывает в молодой женщине какое-то смятение.

Это бегство.

Кого она опасается? Лафона или двух его церберов?

Ни один из гестаповцев не проронил ни слова. Инга Хааг кивает Лучано, проходя мимо него, а трое мужчин тем временем устраиваются на высоких табуретах возле стойки.

– Нам три мартини, Франк.

Лафон включил начальника.

– Конечно, месье Лафон.

– Так вы общаетесь с мадам Хааг?

– Это большая честь для меня, – осторожно отвечает Франк и тут же вздрагивает от жирного хохота Лафона.

– Поосторожнее, Франк, такое может не понравиться ее мужу! Он все же офицер вермахта…

Инга – замужем? Но…

Это в голове не укладывается!

Она ведь просит называть себя «фройляйн», бросает такие откровенные взгляды…

И вдруг у Франка начинает щемить сердце.

Бланш. Где она может быть в это время?

В темном подвале, во власти таких ублюдков, как эти трое…

У Франка словно земля уходит из-под ног, он чувствует себя ужасно виноватым: стыдно вспомнить, как страстно его тянуло к Инге Хааг. Хватит ли у него смелости узнать у Лафона о судьбе, уготованной Бланш? Задать какой-нибудь вопрос, как бы невзначай?

Инга, Бланш… Бланш, Инга…

Лица этих двух женщин сливаются в уме, одно накладывается на другое.

Франк встряхивает головой, пытаясь отогнать навязчивые образы.

И ярко вспыхивает любовь к Бланш.

Инга права, «Красное и черное» – история падения.

9

12 июля 1943 г.

В баре безостановочно звонит телефон, но Франк не снимает трубку. Он знает, что это Элмигер. Он знает, почему тот