Бармен отеля «Ритц» - Филипп Коллен

– И вы донесли на нее? – спрашивает Франк в изумлении.

– Конечно нет! Мне-то какая выгода? Меня самого обложили со всех сторон, а теперь, когда Бланш в руках у фрицев, она – как граната с выдернутой чекой.

– Но тогда… кто же донес?

– А вы как думаете?

Франк гадает.

– Старуха?

– Я почти уверен.

Стоя перед каменной колонной, как перед алтарем, Франк мысленно умоляет Бланш держаться.

Ведь она мечтала стать героиней! И вот такая возможность доказать всем, из какого она теста. Если она выдержит это испытание, у меня есть шанс уцелеть. А если нет…

– Выложитесь по полной ради этого вечера Лафона, – говорит Виконт. – Работайте с огоньком, вы должны всех покорить. Там будет вся верхушка. Такой шанс не представится дважды. Любезничайте со всеми. Это самозащита, Франк!

Наблюдая, как Зюсс осторожно вешает на стену небольшую керосиновую лампу, Франк понимает, что Виконт уже все решил. Он не просто дает советы. Он прощается. Бармен взволнован.

– Спасибо, господин Зюсс. Вы были для меня огромной моральной поддержкой. Посреди хаоса вы указывали мне путь.

Зюсс опять чуть заметно улыбается и уходит наверх, в сторону кухонь отеля «Ритц».

– Это просто солидарность скитальцев, Франк.

7

15 мая 1943 г.

Почти десять вечера, самое сложное позади. Вечеринка Лафона в разгаре, бар «Ритц» работает только на него, и новоиспеченный французский эсэсовец расхаживает здесь как хозяин, а его орда пирует посреди черных георгинов и орхидей. Для Франка переборщить с декором – тонкий способ посмеяться над героем дня. Узнав, что бывший автослесарь страстно любит цветы, бармен расставил их повсюду. И поскольку тот не раз громко признавался в любви к Гитлеру, на стену спешно водрузили портрет фюрера.

По своей основной профессии бармен приготовил для гостей несколько коктейлей. Но хотя Бенуа-Мешен[17] и поинтересовался секретом приготовления «Зигфрида», все остальные практически без исключения заправлялись шампанским. Франк Мейер наливал, Франк Мейер улыбался.

Зюсс оказался прав, они явились в полном составе: Кнохен[18], лидер СС, окруженный своей черной сворой, префект полиции Бюссьер, Франсуа Шассень, бывший депутат-социалист, ставший милиционером, Жан Люшер, президент синдиката прессы, плюс Жак Бенуа-Мешен, интеллектуал, ставший государственным секретарем, фанатичный обожатель фюрера. Сливки коллаборационизма вперемешку с отъявленными бандитами: Жоановичи[19], торговец металлоломом, Бонни[20], продажный полицейский-садист, Поль Клавье, племянник Лафона, известный вымогатель, Александр Виллаплан[21], бывший футболист и палач, Абель Данос[22], наемный киллер, Пьер Лутрель[23], полусумасшедший убийца, Эмиль Бюиссон[24], истеричный грабитель, и Жан Сартор[25], охотник за евреями. Говорили, что он один конфисковал у них сто миллионов франков. Несколько «графинь», конечно, тоже присутствует, но титулы дамочки оставили в раздевалке, а чулки в сеточку – дома.

Франк посматривает на Жоржа: тот как будто немного стесняется общества громил, которых когда-то поспешил выбрать себе в кумиры.

Он так хотел им подражать! Но не потянул.

Удерживают остатки совести – а может, и трусость. Право сильного – это не для Жоржа. Франк угадывает стыд и разочарование своего друга. Вот и пускай, наконец, поймет, хотя бы на собственной шкуре, что нынешний мир еще поганее прежнего. Эти люди не воруют, они «конфискуют» и «арестовывают имущество». У них не грабеж, а «прием ценностей по описи». Не кража со взломом, а «составление протокола изъятия». Даже слова вывернуты наизнанку.

– Месье?

– Да, Лучано.

– На входе – женщина без приглашения! Говорит, что ее позвали. Она уже как-то приходила в наш бар, – добавляет Лучано. – Сидела за столиком мадемуазель Шанель. Ходит всюду с котом.

– А! такая раскрашенная куколка[26]…

– А кто она?

– Никто. Спроси месье Лафона, он сегодня главный.

Что может делать такая женщина среди подобного сброда?

– И два места у стойки, пожалуйста!

Радостный и гордый, Анри Лафон бросается приветствовать новенькую. Франк отмечает, что молодая женщина выглядит даже эффектнее, чем ему помнилось. Пепельно-каштановые волосы с блеском, молочный цвет лица, опаловые глаза, пышная грудь. Приталенное зеленое атласное платье с поясом обрисовывает фигуру танцовщицы кабаре. Лань посреди своры волков! Впрочем, она умеет держать их на расстоянии. Серый кот мурлычет из-под кремовой перчатки и выглядит так же царственно, как его хозяйка.

Да кто же она такая?

– Франк, друг мой, налейте фройляйн бокал «Рёдерера»!

– Сию секунду, господин Лафон.

Его рука походя касается бедра молодой женщины.

Она никак не реагирует. Неужели они любовники?

– Ваше шампанское, мадемуазель. Я опустил в бокал малину, дайте ей пропитаться алкоголем и попробуйте в самом конце. Вы увидите, вкус – божественный.

Она с поразительной грацией протягивает руку к золотистому бокалу.

– Спасибо. Мне нравится лаконизм. Это знак элегантности.

– Вы мне льстите. Как зовут вашего кота?

– Раймунд. В честь Фердинанда Раймунда. Был такой австрийский драматург прошлого века. Учился на кондитера, продавал конфеты… потом стал литератором. И в сорок шесть лет покончил с собой, решив, что его покусала бешеная собака. Забавно думать, что душа такого человека могла переселиться в кота.

Взгляд молодой женщины утягивает, как омут, ее глубокое декольте сводит с ума, но серый кот-шартрез, лежащий у нее на коленях, похоже, готов выпустить когти.

– Держи себя в руках, старина, – мысленно командует Франк, а тем временем к ним возвращается Лафон.

– Дорогая Инга, представляю вам Гельмута Кнохена, начальника гестапо в Париже.

– Счастлива познакомиться, господин штандартенфюрер. Инга Хааг. Я секретарь адмирала Канариса, и по совместительству – его племянница.

Адмирал Канарис, главарь немецкой разведки! Зачем сюда явилась его племянница?

– Ваш дядя оказывает нам ценную помощь в выслеживании террористов, которые сеют во Франции свою пропаганду, – говорит Кнохен.

– Поверьте, он занимается этим день и ночь.

– Французы иногда поддаются на британские манипуляции. И здесь, так же как и в Германии, необходимо следить за психологией гражданского населения.

Инга Хааг одаривает его озорной улыбкой.

– Выпьем за победу Третьего рейха! – тут же предлагает Лафон.

– Да услышит вас Бог, Лафон. Хайль Гитлер!

– Хайль Гитлер!

Что за игру ведет эта роковая красотка?

А за их спинами свора, лишенная вожака, начинает терять терпение. Головорезы требуют немедленно завалиться в One Two Two, любимый бордель Лафона.

Штандартенфюрер, наконец, дает отмашку на старт:

– Герр Мейер, спасибо за великолепный вечер.

– Рад доставить вам удовольствие, господин Кнохен.

Лафон, в свою очередь, встает.

– Франк, все было идеально.

– Спасибо, месье Лафон.

Франк почувствовал на себе взгляд Инги Хааг.

Ему вдруг так неловко от кажущейся близости к человеку, которого он в высшей степени презирает.

– Фройляйн Хааг, желаю приятно закончить вечер.

– Спасибо, Франк. А кстати,